Четвертое крыло - Ребекка Яррос
«Прекратите. Боги, прекратите это».
– Да ты шутишь, – зашипел кто-то в ответ.
– Ты рискнешь всем, – предупредил Гаррик, пока меня затягивал сон – мое единственное спасение от жгучей боли.
Тэйрн заревел так громко, что у меня завибрировала грудная клетка. Хотя бы он рядом.
– Лучше не повторяй, – пробормотала Имоджен, – а то он тебя сожрет заживо. И не забывай, если умрет она, крайне вероятно, что умрет и Ксейден.
– Я ему и не запрещаю, просто напоминаю, что стоит на кону, – ответил Гаррик.
Чувствовал ли Тэйрн разрыв между нами? Страдал ли так же, как я? Мог ли быть отравлен и тот меч? Может ли Андарна летать? Или ей нужно спать?
Спать. Вот что нужно мне. Прохладный, блаженный, пустой сон.
– Да мне плевать, что со мной будет! – орал на кого-то Ксейден. – Мы летим – и это приказ.
– Приказывать необязательно. Мы ее спасем. – Это Боди. Кажется.
– Оправдай свое прозвище, борись, Вайоленс, – прошептал мне на ухо Ксейден. Потом – громче, кому-то в стороне: – Нужно доставить ее ему. Мы летим.
Я почувствовала, как он несет меня, но агония от боли, разгоревшейся при движении, пересилила – и я провалилась в темноту.
* * *
Минули часы, прежде чем я снова очнулась. А может, секунды. А может, дни. А может, целая вечность, и я приговорена Малеком к нескончаемой пытке за свое безрассудство – и все же я не могла заставить себя раскаиваться в том, что их спасла.
Возможно, лучше умереть. Но тогда может умереть и Ксейден.
Что бы нас ни разделило, я не хочу, чтобы он умер. Никогда бы не хотела.
Ветер в лицо и ритмичные удары крыльев говорили, что мы в полете, и потребовались все силы, чтобы поднять хотя бы одно веко и увидеть небо над утесами Дралора. Эту огромную пропасть невозможно не узнать. Из-за нее тиррское восстание не только произошло, но и чуть ли не добилось успеха.
Яд обжигал каждую вену, каждое нервное окончание, замедлял сердцебиение. Несмотря на всю иронию судьбы, что я умру от яда – того, чем сама владею мастерски, – я не могла набраться сил, чтобы заговорить, предложить антидот. Да и как, если я даже не знала, чем меня отравили? Всего несколько часов назад я не знала и о существовании вэйнителей в реальном мире – а теперь знала только боль и смерть.
Это был лишь вопрос времени, и у меня его осталось немного.
* * *
Смерть была бы лучше, чем еще одна секунда в этом теле-костре, но, видимо, на эту милость я могла не рассчитывать, проснувшись вновь.
Воздух. Мне не хватало воздуха. Легкие силились вздохнуть.
– Уверен? – спросила Имоджен.
Каждый шаг Ксейдена отдавался новой волной агонии, разбегавшейся от бока по всему телу.
– Хватит, блин, спрашивать! – сорвался Гаррик. – Он принял решение. Или помогай, или вали на хрен, Имоджен.
– И это плохое решение, – возразил кто-то.
– Когда у тебя будет сто семь шрамов на спине, Киаран, тогда и примешь получше, – огрызнулся Боди.
Вдруг прогремел рев Тэйрна, напугав меня, и я вздрогнула, только усилив и так неописуемую пытку.
– Что это он? – спросил откуда-то слева Гаррик.
– Если вкратце, он сказал, что зажарит меня, если ничего не получится, – ответил Ксейден, прижав меня крепче.
Видимо, эта часть нашей связи еще действовала. Я припала щекой к его плечу – и клянусь, почувствовала поцелуй на своем лбу, хотя этого не могло быть.
Нельзя хранить секреты от того, кто для тебя важен, тем более секреты, что в любую секунду могут стоить мне жизни, если судить по заикающемуся биению сердца.
Оно с трудом качало жидкий огонь, прижигающий вены.
Боги, лучше бы он просто дал мне умереть.
Я это заслужила. Из-за меня погиб Лиам. Я такая слабохарактерная, что даже не догадалась, что Даин использовал мои же воспоминания против меня – и против Лиама.
– Ты должна бороться, Ви, – шептал Ксейден у моего лба. – Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но только когда очнешься. Можешь кричать, бить, бросаться в меня своими долбаными ножами – плевать, только живи. Ты не можешь просто так заставить меня влюбиться, а потом умереть. Ничего из этого неважно без тебя. – Он говорил так искренне, что я почти поверила.
Ровно из-за этого я здесь и оказалась.
– Ксейден? – окликнул знакомый голос, но я не могла его узнать.
Может, Боди? Кто-то из второкурсников? Столько незнакомцев. И ни одного друга.
Лиам мертв.
– Ты должен ее спасти.
Глава 39
Все вы трусы.
Последние слова Фена Риорсона (отредактировано)
Ксейден
«С ней все будет хорошо», – голос Сгаэль звучал нежнее, чем во все те разы, когда она снисходила до разговоров со мной. Но ведь она и выбрала меня не потому, что меня нужно утешать. Она выбрала меня за шрамы на спине и за тот простой факт, что я – внук ее второго всадника, того, кто не пережил квадрант.
«Ты не знаешь, будет или не будет. Никто не знает».
Прошло три дня, а Вайолет так и не очнулась.
Три бесконечных дня в этом кресле, на грани между разумом и безумием, не спуская глаз с ее поднимающейся и опускающейся груди, чтобы знать, что она еще дышит.
Мои легкие наполнялись только вместе с ее, а время между ударами моего сердца занимал острый всепоглощающий страх.
Она никогда не казалась хрупкой, но теперь, на моей кровати, с бледными, растрескавшимися губами, была именно такой, и кончики ее волос выглядели тусклее, чем обычно, лишившись металлического блеска. Три дня казалось, что жизнь истекает из тела, лишь тень ее души задержалась под кожей.
Но сегодня утренний свет показал, что ее щеки под темной линией от летных очков румяней, чем вчера.
Какой же я идиот. Надо было оставить ее в Басгиате. Или послать с Аэтосом, пусть и ослабив связь с Тэйрном. Ей не должно было достаться наказание полковника Аэтоса. За мое преступление, о котором она даже не знала. Даже не подозревала.
Я провел рукой по волосам. Пострадала не только она.
Лиам был бы жив.
Лиам. Чувство вины объединилось с сокрушительной скорбью, и я с трудом вдохнул из-за боли в груди. Я приказал брату сберечь ее, и этот приказ его убил. Его смерть – на моих руках.
Надо было догадаться, что ждет нас в Альдибаине…
«Надо было рассказать ей о вэйнителях. Я ждал, когда ты скажешь, а теперь она страдает», – прорычал Тэйрн.
Дракон – живое огнедышащее воплощение моего позора. Но хотя бы объединяющая нас четверых связь еще на месте, пусть он пока и не мог достучаться до нее, – а значит, Вайолет еще жива.
Пусть проклинает меня сколько хочет, главное, чтобы ее сердце билось.
«Много чего надо было сделать по-другому».
А чего делать было не надо, так это бороться с чувствами к ней. Надо было держаться за нее с того первого поцелуя, как мне и хотелось, и не отпускать от себя, нужно было раскрыться целиком.
Каждый раз, как я моргал, веки казались наждаком, но я боролся со сном всеми силами. Сон – это где я слышал ее душераздирающий крик, слышал, что Лиам погиб, слышал снова и снова, как она называет меня гребаным предателем.
Ей нельзя умирать – и не только потому, что тогда я сам могу не выжить. Ей нельзя умирать, потому что я знаю, что, даже если выживу, не смогу без нее жить. Где-то между потрясением от нашего влечения на той башне и пониманием, что она рискнула жизнью, отдав в тот первый день на парапете сапог другому, и тем днем, когда она метнула в меня кинжалы под дубом, я дрогнул. Надо было догадаться о том, как нам опасно сближаться, уже когда я положил ее на лопатки и показал,
