Анна Тарасова - Нить судьбы
Члены совета переглянулись, атмосфера благожелательности стала уменьшаться, в глазах некоторых Алина увидела оценивающие ее взгляды. Александрос, Клавдия, Виктор, все вдруг стали очень внимательно прислушиваться к словам обвиняемого.
— Мало того, что Ветрова — ткущая, так еще и господа Росси умолчали об этом факте. По соглашению, принятому в…, - Гюнтер порылся в дипломате и достал еще один лист, — в 1458 году от Рождества Христова, я зачитываю: «Любые проявления должны быть сразу же представлены Совету и использованы только с общепринятого решения всеми главами кланов». Кто-нибудь из вас, господа высшие, был приглашен на заседание Совета клана, где представляли ткущую?
Виктор обратился к Марку:
— Как это понимать, уважаемый понтифик?
— К сожалению, сначала мы не были уверены, что Ветрова на самом деле ткущая, для этого потребовалось пригласить специалиста. — Марк не оправдывался, а лишь оглашал факты, — Натансон Авраам Моисеевич провел свое обследование и выяснил, что хоть Алина Ветрова и действительно обладает талантом ткущей, но на ней стоит сильнейший блок. Работать в полную силу она никогда не будет. Он пытался разблокировать ее, но не смог снять даже верхний слой. К сожалению, как мы все знаем, Авраам Моисеевич был убит, работа над Ветровой осталась не завершенной, а магов такой же силы и опыта у нас больше нет.
— Вы брали ее как рабочего ментала? — поинтересовался Виктор.
— Да, но как провидицу, об этом можно прочитать в документах. Ее талант ткущей из-за щитов очень слаб и всегда был своеобразной рулеткой: сможет или нет, если сможет, то — насколько уверенно… — равнодушно пожал плечами понтифик, как будто не придавая этому значения.
Зал забурлил, загомонил, обсуждая услышанное.
Алина вплотную прижалась к Марку.
— Чем это все грозит? — едва слышно спросила она его.
— Тебе — ничем, — он ответил так же тихо.
— А тебе?
Марк не ответил. Нечего было говорить. Совет высших вряд ли простит укрывательство ткущей и тайное ее использование.
Девушка поняла без слов. Коснулась слегка груди, где в тайном кармашке бюстгальтера лежала небольшая упаковка с наркотиком Пауля. Понадобится или нет? Лина решила попробовать обойтись без него.
— Отвлеки их, мне нужно минут пять, не больше.
Она прикрыла глаза. Проверила свои силы. Хватит, под самую завязку, но хватить должно. Сконцентрировалась, в голове всплыла река течений. Сколько их сейчас? Восемь, но только две основные. Слишком много второстепенных, надо отбросить лишнее, то, что с наименьшей вероятностью сбудется.
Осталось три. Но…самые сложные. И очень суровые.
Итого, в общей сложности — пять вероятностей.
Девушка открыла глаза и огляделась. Никто не обращал на нее внимания, Марк отвлек Совет на себя, начав новую перепалку с Гюнтером. На ткущую никто сейчас не смотрел.
Понтифик бросил на Лину взгляд и напрягся. Он понял, что она хотела сделать.
Мужчина слегка толкнул девушку в бок, чтобы сбить концентрацию. Лина открыла глаза и прошептала ему:
— Еще раз толкнешь, спать будешь на диване!
— Если ты сейчас это сделаешь, то мы спать будем вообще в разных странах! — еле слышно ответил ей так же понтифик, — Я — дома, а ты — в Колизее! Хочешь?
Лина удивленно глянула на мужчину.
— Ты пытаешься изменить реальности Совета Высших. Это будет расцениваться как открытое нападение! Тем более, что они не должны знать, помнишь?
Девушка прикусила губу.
— Не волнуйся, у меня есть чем ответить, — он ей слегка улыбнулся и повернулся обратно к Совету.
— Уважаемый Совет, — начал он со всей вежливостью, на которую был способен, — Ввиду того, что принадлежность мне находящейся здесь смертной подверглась сомнению, я хочу задать всем несколько вопросов. Если Гюнтер Рейнхарт с самого начала знал, что Ветрова — ткущая, то почему он не заявил об этом раньше, а ждал, пока я не объявлю на него Охоту? Почему, зная, что инициал я поставил на нее еще в ноябре, он обратился к Конклаву только сейчас, в июне? И последнее — даже, если предположить, что Рейнхарт не знал таланте этой женщины ранее, как он собрался защищать ткущую? Он не высший, а возвращаясь к оглашенному им в самом начале заседания документу, таких менталов должны опекать только прожившие более пятиста лет от обращения. Рейнхарту, как мне известно, нет и ста пятидесяти. Он слишком слаб для защиты ткущей.
Взгляды всех переместились на покрасневшего немца. Он понял, что проигрывает этот спор.
— Она — мое обещанное имущество! — набычившись, проговорил он.
— Ты не высший, ты не справишься с ее опекой! — ответил ему также Марк, — Ты не сможешь попросить даже помощи у своей семьи, я слышал, Эстебан изгнал тебя.
— Она должна быть моей!
— И как ты собрался ее защищать? — вступил в разговор Виктор.
Гюнтер замолчал. Что ему ответить на этот вопрос?
— Но, в отличие от нашего незадачливого претендента, — Марк позволил себе легкую снисходительную усмешку, — Я нашел способ максимально защитить любимую женщину.
Он развернул Лину спиной к Совету, убрал ее волосы со спины и расстегнул молнию на блузке. Только теперь девушка поняла, зачем понтифик настоятельно рекомендовал ей надеть сегодня именно такую одежду: молния спускалась почти середины спины и кровавая вязь Печати была отчетливо всем видна.
…Восемь часов вечера.
Мила только вышла из ванны, как услышала веселую трель телефона. Подбежала, схватила в надежде, что все-таки это Фил.
Нет, это был не ученик понтифика.
Звонила мать.
— Алло? — недовольно проговорила девушка в трубку.
— Людочка, дочка, здравствуй, — заворковала мама, — Как ты там поживаешь? У тебя все хорошо?
Опомнилась, раздраженно подумала Мила, раньше позвонить не могла! Столько времени уже прошло, как она ушла из дома, а маме только сейчас вздумалось поинтересоваться ее жизнью.
— Да, мам, все хорошо. Чего ты хочешь? — сердито ответила она.
— Дочка, тут такое дело, — мать замялась немного, — Меня в больницу кладут на операцию, говорят, с язвой моей дела плохи.
Мила встревожилась.
— А какой диагноз ставят?
— Поговаривают, что прободение. Плохо мне очень, девочка, очень плохо, — мать даже всплакнула в трубку, — Ты не могла бы приехать домой и помочь мне собраться? У меня сил нет, больно очень.
— Да, мама, конечно! Скоро буду! — девушка в тревоге сразу же забыла свою злость на мать.
Мила начала судорожно собираться. Быстро высушить волосы, собрать в косу, надеть на себя первое попавшееся, побросать в сумку вещи, написать записку бабушке, которая вот-вот должна вернуться из поликлиники, чтобы не волновалась. На все про все у нее ушло пятнадцать минут. Девушка уже стояла у двери в поисках ключей, как вдруг раздался дверной звонок.
