Стефани Майер - Жизнь и смерть
На изучение первого стекла у нее ушло примерно четверть секунды… возможно, даже меньше.
— Профаза.
Она быстро сменила предметное стекло, потом замерла и посмотрела на меня.
— Или ты хочешь проверить? — с вызовом спросила Эдит.
— Э… нет, все в порядке.
Она аккуратно написала слово «Профаза» на верхней строчке нашей рабочей таблицы. Даже ее почерк был идеален, словно она посещала уроки чистописания или чего-то такого. Неужели кто-нибудь в наше время еще делает это?
Едва взглянув в микроскоп на следующий образец, она вывела в новой строке «Анафаза», так вычурно изогнув заглавную «А», будто каллиграфически заполняла приглашение на свадьбу. Мне пришлось готовить такие приглашения для маминой свадьбы. Я тогда распечатал текст на принтере, набрав его замысловатым шрифтом — и он выглядел далеко не так элегантно, как почерк Эдит.
Она переложила на место очередное предметное стекло, а я воспользовался тем, что она отвлеклась, чтобы внимательно рассмотреть ее. На таком близком расстоянии, что мог бы, наверное, заметить хоть что-то вроде крошечного прыщика, пор, торчащих волосков в брови — что было бы у нее не в порядке. Но не увидел ничего подобного.
Внезапно она подняла голову и взглянула в сторону классной доски — как раз за мгновение до того, как миссис Баннер обратилась к ней:
— Мисс Каллен?
— Да, миссис Баннер? — с этими словами Эдит быстро передвинула микроскоп ко мне.
— Может быть, стоит дать возможность и мистеру Свону кое-чему научиться?
— Разумеется, миссис Баннер.
Эдит повернулась ко мне, словно говоря: «Ладно, тогда вперед».
Я нагнулся, чтобы посмотреть в окуляр. И почувствовал, что она наблюдает — это было бы только справедливо, учитывая, как я глазел на нее, но все же заставляло испытывать неловкость, как будто даже наклон головы получался у меня неуклюжим.
Хорошо, что хотя бы образец не был сложным.
— Метафаза, — сказал я.
— Не возражаешь, если я взгляну? — спросила она, когда я начал было менять предметное стекло. Ее рука перехватила мою, чтобы остановить. Пальцы были просто ледяными, словно она держала их перед занятием в сугробе. Но я так быстро отдернул руку не из-за этого. Когда Эдит прикоснулась ко мне, я ощутил что-то похожее на легкий удар тока.
— Извини, — пробормотала она, поспешно убирая руку, но продолжая тянуться к микроскопу. Я смотрел на нее, слегка ошеломленный, а она проверила образец, снова потратив на это буквально долю секунды.
— Метафаза, — согласилась она, возвращая мне микроскоп.
Я попытался поместить под объектив другое предметное стекло, однако оно было слишком маленьким или мои пальцы — слишком большими, поэтому в итоге я уронил оба образца. Один упал на стол, а второй полетел за край, но Эдит поймала его раньше, чем он ударился об пол.
— Уф… — выдохнул я расстроенно. — Прости.
— Ну, в последнем все равно нет никакой загадки, — сказала она, явно пытаясь не улыбнуться. Снова я выставил себя на посмешище.
Эдит каллиграфическим почерком написала «Метафаза» и «Телофаза» в оставшихся двух строчках таблицы.
Мы закончили задолго до того, как кто-то еще хотя бы приблизился к финишу. Я видел, как МакКейла и ее напарник снова и снова сравнивали два препарата, а у еще одной пары под столом был раскрыт учебник.
Теперь мне нечем было заняться, оставалось только пытаться не глазеть на Эдит… Безуспешно. Я все-таки посмотрел на нее — и встретил ее взгляд, в котором снова было то странное выражение разочарования. Внезапно я понял, что так неуловимо изменило ее лицо.
— Ты в контактных линзах? — выпалил я.
Похоже, ее озадачил мой неуместный вопрос.
— Нет.
— О, — промямлил я. — Кажется, глаза у тебя были немного другими.
Пожав плечами, она отвела взгляд.
На самом деле я твердо знал, что что-то изменилось. Я не забыл ни одной подробности нашей первой встречи, когда Эдит уставилась на меня с таким видом, словно хотела прикончить. Буквально видел перед собой эти совершенно черные глаза, такие неожиданные на фоне бледной кожи. Сегодня же они были абсолютно другого цвета: необычно золотистые, темнее янтарно-желтого, но такого же теплого оттенка. Я не понимал, как это возможно, если только она не соврала по какой-то причине о линзах. Разве что Форкс сводит меня с ума в буквальном смысле слова.
Я посмотрел вниз. Ее руки снова были сжаты в кулаки.
Тут миссис Баннер подошла к нашему столу и, взглянув на законченную лабораторную работу, присмотрелась внимательнее, чтобы проверить ответы.
— Итак, Эдит… — начала она.
— Половину образцов определил Бо, — сказала Эдит, не дав учительнице закончить фразу.
Теперь миссис Баннер скептически смотрела на меня.
— Вы уже выполняли раньше эту лабораторную? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Не с луковым корнем.
— С бластулой осетра?
— Да.
Миссис Баннер кивнула:
— Вы занимались в Финиксе по углубленной программе?
— Да.
— Что ж, — сказала она через пару секунд, — наверное, хорошо, что вы работаете в паре, — и, удаляясь, пробормотала что-то еще, чего я не расслышал. После ухода миссис Баннер я снова начал разрисовывать свою тетрадь.
— Жаль, что снег растаял, да? — спросила Эдит. У меня возникло странное ощущение, что она заставляет себя вести со мной светскую беседу. Словно услышала мой разговор с Джереми за ланчем и пытается доказать мне, что я не прав. Но она никак не могла слышать. У меня уже просто паранойя.
— Вообще-то, нет, — честно ответил я вместо того, чтобы притворяться таким, как все, нормальным. Я еще пытался избавиться от глупого подозрения и не мог сосредоточиться на сохранении социально приемлемого имиджа.
— Тебе не нравится холод. — Это был не вопрос.
— И сырость тоже.
— Должно быть, тебе трудновато жить в Форксе, — задумчиво сказала Эдит.
— Даже не представляешь, насколько, — мрачно пробормотал я.
Казалось, мой ответ ее заинтересовал, но я понятия не имел, по какой причине. Ее лицо так сильно отвлекало, что я старался глядеть на нее не чаще, чем требовали элементарные правила вежливости.
— Зачем же ты тогда приехал сюда?
Никто еще не спрашивал меня об этом — во всяком случае, так прямо и требовательно.
— Это… непросто.
— Уверена, я справлюсь, — не отступала она.
Я молчал целое долгое мгновение, но потом совершил ошибку, встретившись с ней взглядом. Ее миндалевидные глаза цвета темного золота привели меня в замешательство, и я ответил не раздумывая:
— Мама вышла замуж.