Стефани Майер - Жизнь и смерть
Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от Чарли. Похоже, он принимает слишком близко к сердцу то, что говорят люди, и я решил зря его не нервировать.
— Мне они кажутся довольно симпатичными. Просто я заметил, что они держатся особняком. И все они очень привлекательные, — добавил я, стараясь быть более доброжелательным.
— Ты бы видел доктора, — улыбаясь, сказал Чарли. — Хорошо, что она счастлива замужем. Сотрудникам больницы довольно трудно сосредоточиться на работе, когда она рядом.
Остаток ужина прошел в молчании. Потом Чарли убрал со стола и ушел в гостиную смотреть телевизор, а я, домыв посуду — вручную, посудомоечной машины у нас нет — побрел наверх, к себе в комнату, делать домашнее задание по математике. Это уже становилось традицией.
Наконец-то ночь была тихой, и я, чувствуя себя вымотанным, быстро уснул.
Остаток недели прошел спокойно. Я привыкал к школе и к пятнице знал в лицо почти всех учащихся. В спортивном зале мои товарищи по команде научились не отправлять мяч в мою сторону, а я старался не путаться у них под ногами.
Эдит Каллен в школу так и не вернулась.
Каждый день я незаметно наблюдал, как в кафетерии появлялись ее родственники. Только тогда я мог расслабиться и присоединиться к беседе. В основном обсуждали поездку к океану в Ла-Пуш, которую организовывала МакКейла. Меня пригласили, и я согласился, скорее из вежливости, чем из стремления поехать на пляж. Я считал, что пляж должен быть жарким и сухим — за исключением океана.
В пятницу я спокойно вошел в класс биологии, не тревожась о возможном появлении Эдит. Похоже, она окончательно забросила школу. Я старался не думать о ней, но не мог полностью избавиться от чувства, что виноват в ее длительном отсутствии, каким бы нелепым ни казалось это предположение.
Первые выходные в Форксе прошли без происшествий. Чарли почти все время работал. Написав маме еще несколько фальшиво бодрых писем, я приготовил домашнее задание и убрался в доме — мое обсессивно-компульсивное расстройство Чарли явно не беспокоило.
В субботу съездил в библиотеку, но записываться не стал: там не было ничего интересного — того, чего я еще не читал. Вскоре придется отправиться в Олимпию или Сиэтл и найти хороший книжный магазин. При мысли о том, сколько денег уйдет на бензин, я поморщился.
Все выходные шел дождь, но не сильный, и я смог выспаться.
В понедельник утром на парковке многие со мной здоровались. Я не всех знал по именам, однако улыбался каждому. Сегодня похолодало, но хотя бы не было дождя. На английском МакКейла, что стало уже привычным, села со мной. У нас была внезапная контрольная по «Грозовому перевалу» — совсем простая, прошла без затруднений.
В целом я освоился гораздо лучше, чем можно было ожидать от первых дней. Да и вообще, к собственному удивлению, чувствовал себя в новой школе довольно комфортно.
Когда мы вышли из аудитории, в воздухе кружились белые хлопья. Слышно было, как все взволнованно перекрикиваются. Холодный ветер обжигал щеки и нос.
— Ух ты! — сказала МакКейла. — Снег.
Я посмотрел на снежные хлопья, скапливающиеся на тротуаре и беспорядочно мельтешащие возле лица.
— Фу.
Снег. Вот тебе и хороший день.
Она взглянула на меня с удивлением:
— Разве тебе не нравится?
— Снег означает, что для дождя слишком холодно. — Это же очевидно. — Кроме того, мне казалось, он должен падать в виде снежинок — ну, знаешь, каждая неповторима и все такое. А это больше напоминает кончики ватных палочек.
— Ты никогда раньше не видел снегопада? — недоверчиво спросила она.
— Разумеется, видел… — я выдержал паузу. — По телевизору.
МакКейла засмеялась. И тут большой мокрый шар тающего снега ударил ее по затылку. Мы оба обернулись, чтобы увидеть, откуда он прилетел. Я заподозрил Эрику, которая как раз шла, повернувшись к нам спиной и совсем не в том направлении, где было ее следующее занятие. МакКейла была того же мнения. Она наклонилась и начала соскребать в кучку это белое месиво.
— Увидимся на ланче, ладно? — сказал я, не останавливаясь. Меньше всего мне хотелось, чтобы весь остаток дня мне за шиворот стекала талая вода от грязной ледышки.
МакКейла лишь кивнула, не сводя взгляда со спины Эрики.
Идя с Джереми в кафетерий после урока испанского, я был начеку. Повсюду летали комья грязного снега. Я держал в руках папку, чтобы в случае чего использовать ее как щит. Джереми это казалось забавным, он и сам наверняка запустил бы в меня снежком, но, по-видимому, что-то в выражении моего лица его останавливало.
Смеющаяся МакКейла догнала нас в дверях, ее обычно гладко причесанные волосы кудрявились от влаги. В очереди они с Джереми оживленно обсуждали снежное побоище. Я привычно взглянул на стол в дальнем углу. И тут же застыл на месте. Там сидели пятеро.
Джереми потянул меня за руку:
— Эй, Бо! Что ты хочешь взять?
Я опустил глаза, уши мои горели. «Нет никаких причин смущаться, — напомнил я себе. — Ведь я не сделал ничего плохого».
— Что это с Бо? — услышал я вопрос МакКейлы, обращенный к Джереми.
— Ничего, — ответил я и, встав в очередь, взял только бутылку газировки.
— Разве ты не голоден? — спросил Джереми.
— Вообще-то, меня немного мутит.
Он нерешительно отошел. Я подождал, пока они наполнят свои подносы, а потом направился следом за ними к столу, стараясь глядеть куда угодно, только не в дальний угол кафетерия.
Я медленно пил газировку, чувствуя легкую тошноту. МакКейла дважды озабоченно поинтересовалась моим самочувствием — и это показалось несколько чрезмерным. Я ответил, что все в порядке, но задумался, не лучше ли преувеличить свое недомогание и провести весь следующий урок в кабинете медсестры.
Это нелепо. Нельзя убегать. Почему я такой трус? Что страшного во враждебном взгляде? Не собирается же эта девушка взять и пырнуть меня ножом.
Я решил позволить себе один раз посмотреть на семью Калленов. Только чтобы узнать настроение. И осторожно покосился в их сторону. Никто не глядел в моем направлении, и я слегка повернул голову.
Они смеялись. Волосы Эдит, Джессамины и Элинор намокли от талого снега. Арчи и Роял уклонялись, а Элинор трясла головой, пытаясь попасть в них водой, капающей с ее волос, отчего на куртках парней спереди осталась широкая дуга брызг. Они наслаждались снежным днем, как и все остальные — только это больше напоминало сцену из какого-то фильма.
Но, кроме смеха и игривости, было еще какое-то отличие, хотя мне никак не удавалось понять, в чем оно заключалось. Я внимательно оглядел Эдит, сравнивая ее с воспоминанием недельной давности, и решил, что сегодня она не такая бледная — возможно, порозовела из-за игры в снежки, — да и круги под глазами почти не заметны. Из-за влаги волосы ее казались более темными и гладкими. Старательно отыскивая изменения, я даже забыл притвориться, что не смотрю.
