Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская
Осторожно, замирая на каждом движении, я натянула платье. Приготовилась. Мысленно досчитала до десяти, спрыгнула с кровати и рванула к двери, потом к лестнице и вниз. Грохот шагов не давал расслышать, преследуют меня или нет. А когда под ногой скрипнула половица, нервы сдали окончательно. Я заорала. Так и выскочила на улицу: кричащая, едва одетая, лохматая и босиком. И врезалась в кого-то тёмного и твёрдого. Монстр уже здесь!
— А-а-а! Мамочки! — завопила и забилась я, когда он схватил за плечи. Но вырваться не получалось.
Глава 8
— Успокойтесь, это всего лишь я, а не ваша мама, — вдруг отозвался монстр знакомым голосом. Я тут же обмякла. Хантли! Меня не сожрут! — Что у вас случилось?
Что случилось? Он спрашивает, что случилось⁉ Да там же!..
— Там! Оно там! Помогите!
Я вцепилась в серую рубашку, как недавно в одеяло. Пальцы побелели от напряжения. От ужаса я ничего не видела и не слышала. В ушах стучала кровь, а зрения сузилось, выхватывая только отдельные элементы: блик, скользнувший по дорогому шёлку, булыжник, вывороченный из мостовой, свет в окне соседнего дома, широкая мужская ладонь, лёгшая поверх моих. И пытающаяся разжать пальцы! Нет-нет-нет! Я вцепилась ещё сильнее, словно от этого зависела жизнь, словно стоит этому прикосновению разорваться — тут же появится неизвестный зверь и сожрёт меня целиком.
Мужчина сдался, прекратил меня отталкивать, а наоборот, прижал и успокаивающе погладил по спине.
— Ну-ну, всё уже закончилось. — Он провёл рукой по моим спутанным волосам, а я почувствовала, как дрогнули его пальцы, и вздрогнула тоже. Ужас ещё не прошёл. — Кошмарный сон? Вряд ли. — Сам спросил, и сам ответил Хантли. — Вы не выглядите человеком, пугающимся собственных фантазий.
Сердце бешено стучало, била крупная дрожь, ноги подкашивались. Я уткнулась в плечо журналиста и всхлипнула, а потом вдруг разрыдалась. В надёжных объятиях было тепло и спокойно, страх отступал, выходя слезами. Лёгкие поглаживания и уверенный голос, шепчущий, что всё будет хорошо, дарили ощущение безопасности и помогали вернуть самообладание.
— Вы только успокойтесь, а потом я со всем разберусь. — И Хантли снова провёл по моим волосам.
Не знаю, сколько прошло времени — может, пять минут, а может, двадцать, — но я, наконец, смогла разжать пальцы, отпуская чужую рубашку, и уверенно встать на ноги. Хантли тут же убрал руки, а я подавила секундное сожаление, что объятия не продлились чуть дольше.
Вместе с объятиями пропало и тепло. И я снова задрожала, но уже не от страха: резко ощутила предутреннюю прохладу, свежесть ветра и стылый холод камней под ногами. Тут же пришла мысль, насколько кошмарно я, должно быть, выгляжу: с красными глазами, опухшим лицом, растрёпанная, босая и с незашнурованным платьем.
— Амелия, вы успокоились? Что вас так напугало? — спросил Эрнет, а я вытерла лицо руками и посмотрела ему в глаза. Там было участие и беспокойство. И что-то ещё, что я приняла за растерянность.
— Я-а-а… Там! Оно там! — Я ткнула пальцем в сторону дома.
Вопрос вернул мысли к монстру, пришлось обхватить себя руками, в попытке справиться с вновь вернувшимся страхом.
— Вы замёрзли, — сделал неверный вывод журналист, а потом… подхватил меня на руки и направился к дому.
— Нет!
От крика Хантли вздрогнул и чуть не уронил меня на землю, но быстро выровнялся, подкинул вверх, перехватывая поудобнее и заставляя обнять себя за шею, чтобы удержаться.
— Не визжите, Амелия, я вас так уроню.
— Я не пойду туда-а-а, — завыла я на одной ноте и схватилась за косяк. Как и когда газетчик открыл дверь, я не заметила, только увидела темноту за порогом. Плотную, страшную темноту. Казалось, что сейчас оттуда выскочить что-то жуткое, зубастое, когтистое и ядовитое одновременно. И сожрёт нас!
— Не ходите, — согласился мужчина, и я выдохнула с облегчением, ослабив хватку, — я вас сам понесу. — Воспользовавшись моим замешательством, он шагнул внутрь.
Я замерла на его руках, сжалась в комочек, отчаянно прислушиваясь. Пыталась разобрать хоть что-нибудь: не подкрадывается ли кто-то сбоку, не ползёт ли от лестницы, не пытается ли упасть сверху. Но из всех звуков слышала только грохот сердца журналиста. Может, он тоже боится? Или это азарт?
— Амелия, я сейчас поставлю вас. Вы не упадёте в обморок?
Я представила, как ставлю ногу на пол, наступаю на неизвестное существо… и отчаянно замотала головой, замычала, не в силах ничего сказать. Тут же вспомнилось ощущение пушистого на лодыжке, от которого я проснулась. Вернулся ужас. В ушах зашумело, показалось, что всё вокруг шуршит и шелестит. Я так вцепилась в шею Эрнета, что он даже застонал.
— Ладно, я понял. Но мне всё равно нужна хотя бы одна свободная рука.
До меня не доходило, что он говорит, но разжимать объятия я не собиралась. Никогда! Но этот подлец убрал одну руку, и мои ступни почти коснулись пола! На котором наверняка кто-то был! Я взвизгнула и обхватила Эрнета ногами за талию. Нет-нет-нет! Я умру, если оно снова до меня дотронется!
— За что мне всё это? — с отчаянием прошептал журналист мне в ухо. А потом щёлкнул пальцами, создав крохотный, но очень яркий шарик. Помещение залило светом, заставляя жмуриться и смаргивать слёзы. — Посмотрите, тут никого нет.
Я огляделась. Спрятаться в помещении было негде, но, прежде чем слезть, я внимательно осмотрела пол, стены и даже потолок. Вроде бы никого, действительно, не было.
Нехотя я опустила ноги. Затем с трудом, но расцепила руки. Отойти от мужчины я всё-таки не смогла и крепко сжимала его запястье, как будто он собирался вырываться. Но он только горестно вздохнул.
— Что вас так напугало, Амелия? — в его взгляде было искреннее беспокойство, так что я отбросила сомнения и сказала:
— Я проснулась от того, что кто-то трогал меня на ногу. Что-то пушистое и свистящее. Испугалась, закричала и выбежала на улицу.
При свете огонька и под взглядом Хантли я почувствовала всю нелепость собственного поведения, и ещё больше небрежность внешнего вида. Захотелось поправить свободно висящее платье, из-под которого торчал подол ночной сорочки, а потом я вспомнила, что буквально пару минуту назад я висла на мужчине и совершенно непристойно к нему прижималась. Меня бросило в жар,
