Rein Oberst - Чужой для всех. Книга 1.
Выслушивая последние аргументы Франца, генерал, вновь залюбовался им. Ему нравились дерзость, убежденность, прямота офицера. В эту минуту он подумал:
— Почему бы и нет? Если все сложится благополучно, сильнейший козырь окажется в руках. Этой картой будет разбит выскочка фельдмаршал Модель. К нам подтянут танковые, артиллерийские дивизии. Еще посмотрим, чья сторона возьмет", — генерал прикрыл глаза. Ему представляются новые победы, новые награды фюрера. "Этого мальчика я поддержу. То, что он обратился ко мне, а не в штаб армии Харпе, это правильно. Только я смогу понять и оценить по достоинству его порыв и командирские возможности. Тем более, что Йозеф дал мне указание провести силовую разведку с использованием его резерва. Командир 20 дивизии генерал танковых войск фон Кессель возражать не будет. Одно только но...", — Вейдлинг настороженно посмотрел на Франца:
— Почему в рейд должен идти именно ты, Франц? А не, как положено, командир взвода или роты. Что я скажу твоим родителям, если....
— Если я не вернусь, дядя Гельмут? Я правильно вас понял?
— Да, Франц.
— А что вы говорите тем солдатским матерям, чьи дети лежат уже и будут положены еще на этой славянской земле?
— Но это разные вещи.
— Нет, господин генерал. Смерть сына для любой матери это невозвратная потеря, огромное горе. Я такой же солдат, как и другие. Свой долг я выполню до конца. С нами будет бог!
— Хорошо, Франц,— Вейдлинг тяжело вздохнул.— Быть всегда впереди! Эту почетную учесть ты выбрал сам. Ангелы охраняли тебя до сих пор, а ведь ты побывал в разных мясорубках. Надеюсь, под их крылом будешь и сейчас. Я даю свое согласие на проведение операции. Как мы ее назовем, капитан?— Брови генерала сдвинулись. Глубокая морщина разрубила его мясистый лоб надвое.
— Операция "Glaube ", господин генерал.
— Почему "Glaube"?
— Вера в победу, мой генерал. Вера в высшие силы. Вера в доблестных солдат. Вера в себя!
— Хорошо, Франц, утверждаю! Пусть будет операция "Glaube ".
 
 
  Глава 4
 
  22 июня 1941 года. Поселок Заболотное, Журавичский р-н, Гомельская обл. Беларусь.
 
 В тот тревожный воскресный день, вдова Акулина — мать пятерых детей, усердно пропалывала грядки. В работе ей помогала Вера — старшая дочь. Она только что закончила десять классов с золотой медалью и решала в какой институт поступать. Мать уже знала о намерении дочери, была не согласна с ней, но серьезно поговорить о будущем все было некогда. Здесь же, на грядках, им никто не мешал. Появилось, наконец, самое подходящее время раскрыться душой.
 — Ты что, Вера, решила в артистки податься? — спросила невзначай Акулина у дочери,выдергивая с трудом укрепившийся корень пырея. Вера уже готовилась к разговору, ждала его, поэтому ответила без промедления.
 — Да, мама, в артистки. Поеду поступать в Щукинское училище в Москву. Ты же знаешь, мне всегда нравилось выступать в школьных спектаклях. На районных смотрах мы получали грамоты. В общем, буду пробовать.
 — Дочушка, не поступишь ты! Куда нам до столицы? Поезжай лучше к Мише, в Витебск, в педагогический институт. Будете там друг другу помогать. Глядишь, в учителя выбьешься. У тебя же с языками хорошо. Вот и будешь 'немецкому' обучать детей. Учителей в колхозе уважают. Разве я неправа?
 -Нет, мама. Я так решила! — Верино лицо исказилось гримаской. Она недовольно поднялась с грядки. Волосы цвета спелой ржи покатились волнами по ее загорелым красивым плечам. Широко открытые, небесного цвета глаза выражали одновременно и детский протест и мольбу.
 — Пожалуйста, отпусти меня, мама. Я тебя очень прошу.
  Рука Акулины на мгновение зависла над лебедой. Тяжелое раздумье, сдвинуты брови. Сорняк с корнем полетел в межу. Держась за поясницу, она выпрямилась. Усталость и гнев отразились на ее лице. Она хотела произнести что нибудь колкое в адрес дочери. Однако, залюбовавшись ярким, непосредственным девичьим порывом, решительностью своей любимицы, только незлобно проворчала: Вот упрямая. Вся в отца. Что мне с тобой делать? Иди, пробуй, поступай, коль сердце зовет. Будет в семье Дедушкиных артистка.
  Вера преобразилась. Глаза засияли солнечным светом. Щеки порозовели от волнения. — Она прижалась к матери в радостном порыве и стала целовать высохшее, в морщинах, обветренное лицо. — Спасибо, мамочка. Я очень тебя люблю, — шептала она нежные слова.
 -Ладно, ладно, не благодари. Хватит лизаться, Верка, — мать неохотно отстранилась от дочери, смахнув сухонькой ладонью набежавшую слезу.— Везде нужно трудиться. Продадим телка, справим тебе платье и поезжай в свою Москву. А сейчас, давай работать. До обеда надо все закончить. Видишь, припекает.
 — Подожди, мама. Вот, смотри.-Вера игриво расправила затекшую спину. Подав вперед, отчетливо вырывавшуюся из ситцевого халатика грудь, весело произнесла:
  — Ну чем не Любовь Орлова? А, мама?— после чего театрально выбросила руку вверх и трагикомично воскликнула:-Ромео! Любимый мой! Где же ты? Приди ко мне. Тебя ждет твоя Джульетта. Помоги прополоть мне этот строптивый пырей,— и разразилась настоящим, задорным хохотом.
  Акулина так же засмеялась от необыкновенно смешного, трогательного облика своей Верочки. Через смех, продолжая рассматривать дочь, как бы в первый раз видя, подумала:
 — Почти взрослая Вера стала. Скоро улетит из родного гнезда. Надо же, надумала на артистки выучиться. А что, пусть пробует. Трудно, правда, будет без нее. С Шуры толку мало, неповоротливая. Одна надежда на Катю. За что не возьмется девочка, все кипит в руках. За ней и Клава потянется. Ничего, справлюсь... И все же, какая Верочка, красавица. Стройная, как березка, похожая на отца. — Нахлынувшее вдруг мимолетное воспоминание о муже, Ефиме Семеновиче, который умер от тяжелой болезни, два года назад, оборвало ее смех.
 Вера заметила изменения в душе матери, притихла. — Продолжим работу, мамочка?-спросила она.
 Акулина Сергеевна смахнула скатившуюся одинокую слезу концом ситцевого платка, перевела разговор на другую тему: -Я, Вера, сама дополю грядки. Ты сбегай на Гнилушку. Погляди, где остальные дети. С утра за раками ушли, а их еще нет. Не утонули бы. Гони их домой. После обеда сена будем ворочать.
 — Акулина! Акулина! Где ты? — вдруг издали раздался истошный женский вопль. Круглая, словно колобок,соседка, с трудом добежала до хорошо сложенного, большого дома пятистенки Дедушкиных, прислонилась к забору. Не может отдышаться. Волосы растрепаны, лицо красное.
  Акулина помрачнела, не отозвалась на зов, но дочери тихо сказала:-Пойди, Вера, узнай, что Абрамиха хочет. Визжит, как зарезанный поросенок. 'Кураня' к ней часом заскочила на грядки? Пойди, узнай. И сразу на речку за детьми.
