Ночь в номере 103 - Алиса Аве
Хакусана поднялась с пола. Нетронутый футон, массивный стол и сиденья со спинкой, два шкафа со стеклянными дверями. Полки одного завалены бумагами, за стеклом другого выстроены куклы – округлые головы, овальные тела. В углу столик со свечами, палочкой благовоний и фотографией мужа. Кабинет служил хозяйке рёкана спальней.
– Свернись, – велела Хакусана.
Боробо-тон – старый, потрепанный футон много раз мог задушить ее во сне, ведь считалось, что боробо-тон – злой, опасный ёкай, чей дух не успокаивается и по истечении ста лет. Но он послушно свернулся и прыгнул под стол. Когда-то и боробо-тон был человеком. Хакусана не могла припомнить, кем именно был футон в прежней жизни, да и не старалась она вспоминать, кто есть кто. Куклы хранили память лучше хозяйки. Хакусана подошла было к шкафу, чтобы найти нужную куколку, но передумала. Вернулась к столику с фотографией.
Муж укорял Хакусану грустным взглядом маленьких глаз, с опущенными, спрятавшимися в складках морщин уголками.
– Нечего смотреть, ты отказался, – сказала Хакусана. – Оставил меня разбираться со всем одну. Вот и сейчас не смотри.
Она отвернула фотографию к стене. Свечи догорали, уступая место свету дня.
6. У обратной стороны тоже есть обратная сторона
– Я умерла, ты понимаешь или нет! – надрывалась Мичи. – Мама!
– О, – повторяла довольная мама, пока Мичи нажимала на разворот экрана, переводя видео то на себя, перекошенную от криков, то на другую себя, лежащую без чувств. Махала безжизненной рукой, махала своей и снова возвращала камеру к футону.
– Чудесный номер! – восторгалась мама. – Надо было поехать вместе. Представляю, какой чистый там воздух!
– Ты издеваешься, мам? – Мичи трясла телефоном. – Я умерла, слышишь?
Мама расспрашивала о том, что подали на ужин, сколько купален в рёкане и есть ли на этаже симпатичные одинокие юноши.
– Бабушка. – Не сумев добиться от матери сочувствия скоропостижной смерти, Мичи позвонила куда более серьезному человеку.
Бабушка появилась на экране не сразу. Мичи увидела вызревшие стручки гороха, обзор тут же закрыл палец в желтой перчатке, раздалось приглушенное ворчание на дурацкие кнопки, которых нет, в камеру заглянуло солнце, снова палец, уже без перчатки, бабушкино ухо с оттянутой мочкой и только потом лицо.
– Ба, я не знаю, что мне делать! Я умерла! – Мичи начала сразу. Бабушкины брови подлетели к основанию волос, но сразу вернулись в обычное положение, по форме напоминая гороховые стручки.
– Я не сомневалась, что ты во что-то вляпаешься, – заявила бабушка. – И точно.
Изображение в телефоне опять запрыгало, поскакали грядки, небо, садовые инструменты, три ступени на кухню, располагающуюся позади дома. Застучали сабо, зашлепали босые ноги, бабушка торопилась. Телефон показал плиточный пол, деревянный пол, кухонный шкаф. Мичи услышала плеск воды. Экран потемнел, бабушка положила телефон на стол. Шумно выпила то, что налила. Поднесла телефон к носу и продолжила:
– Ты уже путаешь свои сказки с реальностью. Замуж тебе пора. Замужество выбьет любую дурь.
Телефон затрещал, связь оборвалась.
Духи с интересом следили за последней попыткой Мичи связаться с внешним миром.
– Юкайо-кун такой лапочка, – щебетала Нару, – купил мне чудесное ожерелье. Я ждала кольцо, но не намекала, ни в коем случае, сделала вид, что рада и ожерелью.
– Нару-тян, со мной, кажется, случилось что-то нехорошее. – Мичи больше не могла кричать, что умерла.
– На экскурсию едешь? – заботливо переспросила Нару-тян. – Ты там поосторожнее, обувь удобную надень и смотри под ноги. Ты постоянно где-то витаешь!
Мичи потерла переносицу и попрощалась с подругой. Помощи ждать не приходилось. И мама, и бабушка, и Нару-тян не слышали, что она говорила. Слова не достигали их, а если достигали, то в измененном виде. Магия рёкана, а Мичи уже не сомневалась, что попала в отель, где правила злая, темная сила, не позволяла открыть им правду. «Лучше бы вообще не работал. – Мичи с досадой отбросила телефон. – Ну что за издевательство?»
Духи гладили Мичи по спине, она уже не дергалась от их прикосновений. По крайней мере, духи сочувствовали ее горькой судьбе.
Падать с потолка на неподвижное тело тоже не помогло. Но, в четвертый раз карабкаясь по стене на потолок, Мичи ощутила в животе приятную пустоту. Бабочки, конечно, не запорхали, но тошнота, мучившая ее после обморока, уступила место легкости. Не скованная телом, Мичи почти взлетала под потолок.
– Скоро научишься подниматься одним прыжком, – заверило Мичи существо, покрытое всклокоченными темно-каштановыми волосами. Оно собирало волосы, падающие с голов и расчесок гостей отеля, и приращивало к себе.
Мичи обозначила непричесанное создание барсуком и заметила на его спине пару светлых прядей: «Видно, в одном из номеров поселилась блондинка».
– Вскоре и они потемнеют, – заверил волосатый барсук.
За Мичи по стене поднимались три больших паука. Они падали на футон гораздо ловчее и пронзительно хохотали.
– Давай еще разок! – поддерживали Мичи многочисленные духи.
Они пропадали и появлялись. Бегали исполнять приказы хозяев, пожелания гостей, после просачивались через стены и наблюдали за тщетными попытками Мичи ожить. Слезы, так и не смочившие щек, прожгли на коже глубокие раны. Мичи ощупывала неровные бугры и выла. За этим занятием прошло утро. Среди зрителей, заполнивших номер, нашелся иттан-момэн – дух старой тряпки. Он змеей подполз к Мичи:
– Вообще-то я и удушить могу, но ты отныне наша, возьми меня на руки и вытри лицо.
Мичи обтерла щеки пахнущей сыростью тряпицей.
– По часовой стрелке, пожалуйста, – подсказывал иттан-момэн. – Приятно познакомиться, госпожа Мичи, у вас нежная кожа. Я больше привык вытирать столы, видите ли, работаю при кухне.
Мичи перестала задавать бессмысленные вопросы вроде: «Это точно не сон?», «Почему я?» – и кричать: «Дайте мне умереть по-настоящему». И духи осмелились подобраться ближе.
– Как услышал о вас, сразу прибежал смотреть. Давненько у нас никто не умирал! Хозяйка Асу отдыхает, на кухне сейчас моют красную фасоль адзуки-баба[30] и сэто-тайсё[31], они меня отпустили. С уговором рассказать, какая вы. Уверен, сэто-тайсё три раза разбился, что не его отправили! Он и при жизни мне завидовал!
Мичи кивала и терла говорящей тряпкой лицо.
– При жизни? – дошел до нее смысл сказанного.
– Мы с ним дальние родственники, – продолжала тряпка.
– Нет-нет. – Мичи убрала тряпку от лица. Глаз у иттан-момэна не обнаружилось. Мичи решила смотреть в середину тряпицы. – Простите, но вы когда-то были людьми?
– А откуда вообще берутся духи, как не из умерших людей? – поразился неосведомленности Мичи иттан-момэн. – Обычно вещи оживают, оборачиваются ёкаями, да неприкаянные, обиженные души становятся онрё. Наш случай особый, мы из людей обернулись вещами. Потому как иначе в отеле мы никому не нужны. Не потерпит Хакусана-сан наших удрученных лиц.
– Кто такая Хакусана-сан? – спросила Мичи.
– Главная хозяйка. Мать господина Сэдэо, бабушка господ Рюу и Нобуо.
– Рюу! – Мичи отбросила иттан-момэна. Провела ладонью по щеке, ощутив гладкость кожи. Она не совсем понимала, каким образом остались при ней все телесные ощущения, но главное – дух помог ей. – Вот кто мне нужен!
Забыв поблагодарить тряпку, которая от обиды забралась под татами, Мичи рванула к двери, дотронулась до дверной ручки и отлетела обратно к своему телу.
– Вам лучше дождаться господина Рюу в номере, – посоветовал зонтик с человеческой ногой. Он появился последним и наблюдал за Мичи из угла единственным глазом. – Рюу-сан довольно скоро придет, меня послали известить вас. Иттан-момэн, на кухне ждут.
Так они и менялись.
Солнце окрасило верхушки сосен кармином, медленно спустилось по склону и нырнуло в набежавшие тучи – прикрыть утомившееся за полдня лицо. Туман забрал красный оттенок, оставив над лесом розоватую пудру. Внизу, на двух этажах отеля, кипела жизнь: стучали деревянные сандалии постояльцев, гремели колеса тележки, развозившей завтраки, раздавались тихие шлепки тел о воду – те, кто встал пораньше, заполняли купальни. Мичи тянуло к живым звукам. В груди, куда ударила невидимая рука, жгло и требовало спуститься, позвать на помощь. Дверь номера держала оборону, Мичи сражалась с преградой и получала отпор вновь и вновь.
– Надо вернуться в тело, тогда меня пропустит, – решила она. И с разбегу плюхнулась на живот Мичи-на-футоне.
