Ученик - Николай Иванович Хрипков
Иоганн покраснел. И вовсе он не жаловался. Его слова были переданы превратно. И снова Грэта, Грэтхен…Странное совпадение, хотя одна отличается от другой, как земля от неба.
— Я прошу прощения! Просто я хотел у фрау Грэты…
— Не оправдывайся, Иоганн! Виноват же я! Да, я встаю поздно. И не только потому, что поздно ложусь, в то время, когда уже все обыватели мирно почивают. Утреннее время, пожалуй, единственное, когда можно без спешки и даже без особого напряжения думать о том, о чем тебе хочется думать. Для размышления это самые благоприятные часы. К тому же самые лучшие мысли ко мне приходят в лежачем положении. И мне легче записывать их, когда я лежу. За это некоторые меня, как Грэта, например, считают лежебокой и бездельником. Но всё, что я сделал достойного, я сделал это во время утреннего валянья. Дневные часы мне требуются лишь для оформления того, что я надумал за утро. Однако ты, Иоганн, можешь вставать, когда тебе это угодно. Если тебе нравится встречать утреннюю зарю, встречай ее, дружок!
Грэта поставила перед ними тарелки со шницелями, дышащими жаром, и жареной капустой, и Иоганн жадно набросился на еду. Он был голоден. Дома он завтракал значительно раньше. И его желудок не мог с первого же дня перестроиться на новое расписание.
— Прошу простить меня, Учитель! Может быть, я тороплюсь, но мне хотелось бы узнать, как будут проходить занятия, — проговорил Иоганн, разделавшись со шницелем.
— Если ты подумал, что всё будет так, как в школе, то ты, к своему счастью, ошибаешься.
Голос у Учителя был веселый.
— Я уже говорил тебе о том, что философия это не наука, а образ жизни. Ее нельзя изучать так, как изучают арифметику или каких-нибудь глистов…
Грэта возмущенно фыркнула:
— Господин философ!
Но Учитель не обратил на нее никакого внимания.
— … с восьми утра и до шести вечера. А потом помыть руки и пойти в ближайшую пивнушку поболтать с дружками или отправиться в оперу, или на свидание со своей подружкой, полностью выкинув из головы то, чем занимался в течение дня. Философией, Иоганн, не занимаются от и до такого-то времени. Ей живут. Это воздух, вода и пища. Это всё! Философ везде и всегда остается таковым. Даже, извини, Грэта, когда он сидит в нужнике. Иначе он не философ.
Грэта подала фаршированные блинчики. Всё-таки Учитель вчера оказался не прав, говоря об ее кулинарных способностях. Иоганн уминал один блин за другим, и Грэта с умилением глядела на него, в то время, как Учитель ел мало, вяло и с полным равнодушием к еде.
— Куда бы ни занесло философа, он постоянно размышляет, старается проникнуть в сущность явлений и предметов. Созерцание нового наталкивает его на новые мысли. И в этом-то заключается его отличительная черта, то, что отделяет его от подавляющего большинства людей, которые не утруждают себя размышлениями, если, конечно, это не касается чего-либо конкретного. Таким образом, философ — это человек, который постоянно думает.
— Но думают все! — осмелился Иоганн. — Человек — существо разумное.
— Ты не прав, юный друг. По большей части те, кого ты назвал «всеми» не думают, а пребывают в состоянии сна разума. Их мысль, как бабочка, порхает с одного цветка на другой, не оплодотворяя ни одного из них. Потухшим взором глядят они в окно; а если куда-то идут, то думают только об одном: поскорей бы добраться до цели своего маршрута. А ведь прогулка — это очень хорошее время для размышления. Если они сидят за столом, то тупо уставятся в содержимое своих тарелок и прислушиваются лишь к своему желудку. Я уже не говорю о бесконечной бессодержательной болтовне, чтении глупейших книжек и многих других занятиях, которым сами же люди, по их признанию, предаются для того, чтобы убить время. Но даже и в том случае, когда люди думают, это нельзя назвать думаньем. Это бесконечное пережевывание конкретной реальности: кто что сказал, кто что сделал, кто куда пошел, кто с кем и как…Большинство людей не могут оторваться от поверхности земли и воспарить, говоря высокопарно, в небесные дали. У людей на ногах стопудовые гири, а вместо крыльев, приспособления для хватанья. Люди по большей части — существа внешние, поэтому им нужны какие-то события, соседи, друзья и недруги, чтобы что-то происходило в их жизни, то, что давало бы им возможность почувствовать себя существами живущими. Поэтому они очень много суетятся. Если бы люди думали по-настоящему хотя бы минут пятнадцать в сутки, уверяю тебя, жизнь была бы совершенно иной, потому что иными были бы люди. Однако не считай, что я осуждаю людей…Доля мозга в человеческой массе также невелика. Хотя больше, чем у других животных. Но гораздо большее место в общей массе тела занимает желудок, который в данное время ты слушаешь гораздо внимательней, чем голос разума.
Иоганн чуть было не поперхнулся пирожком с вареньем. Грэта снова осуждающе поглядела на Учителя. Но он уже привык к подобным взглядам и нисколько не обращал на них внимания.
— Вот когда ты хорошо поешь, твои жизненные ценности переместятся. Ты уже не будешь думать о том, как утолить чувство голода. Твои мысли будут вращаться вокруг того, что неплохо было бы сейчас развлечься, познакомиться с какой-нибудь юной фурией.
— Фи!
Грэта демонстративно загремела тарелками, изредка кидая негодующие взгляды на Учителя.
— Пей, Иоганн, морс! Ты даже не допил второго стакана!.. Так вот, главным твоим занятием отныне станет размышление.
— Но как же так, Учитель! Вы только что сейчас сказали, что абсолютное большинство людей не способно к размышлению. Скорей всего к этому абсолютному большинству отношусь и я.
Иоганн почувствовал, что разгорячился. И тут же умолк. Он потянулся за стаканом с морсом. Приподнял его над столом и повертел.
— Вот стакан с морсом. Что о нем можно размышлять? На какие глубокие мысли он может натолкнуть? Первая мысль, которая приходит на ум, то, что стакан стеклянный. Морс мутного цвета. На дне стакана разварившиеся ягодки. На вкус морс кисловато-сладкий. Этот морс сварила фрау Грэта. Ну, что еще? Больше ничего и не приходит на ум.
— Отлично, Иоганн! А теперь я беру стакан с морсом.
Учитель отхлебнул глоток и поставил стакан на стол.
— Не скажешь ли, Иоганн, что я сейчас сделал?
— Отпили глоток.
— Извини, Грэта!
Учитель повернулся к прислуге. Он взял стакан и вылил морс на пол.
— А сейчас что я сделал?
— Вылили морс на пол.
— Есть ли что-то общее между двумя моими действиями?
— Морса в
