Призыв ведьмы (СИ) - Эйлин Торен
Сами девушки были разные — светлокожие и темнокожие, с волосами цвета воронова крыла и светлыми, почти белыми непослушными прядками, была даже такая у которой волос был цвета буро-зеленой болотной жижи — Милена подумала о краске, но когда увидела девушку обнаженной поняла, что нет… дело не в краске. Но все они были людьми. Ничего необычного — худенькие и полненькие, высокие и совсем нет, смешливые и угрюмые. Одни весело болтали друг с другом, словно девчонки из летнего лагеря, а кто-то придя после, как поняла Милена, работы, мылся и сразу ложился спать не желая участвовать ни в каких дискуссиях.
Но что было совсем странным для самой Милы всё всё совершенно не походило на комнату, где содержались невольницы или рабыни, похищенные из своих домов и привезенные на чужбину для суровой и тяжелой работы.
Внутри у самой девушки всё рвалось и опускалось. Она хотела выйти вон, или закрыть глаза, а когда открыть — оказаться где угодно, но не здесь. В конечном итоге она закуталась в то, чем её укрыли ещё с утра и снова провалилась в сон.
[7] — Iowa “Мама”
Глава 5
Вставать рано утром Хэла ненавидела всегда. Это была почти мука смертная, в обыденной жизни доставляющая невероятный дискомфорт. Но тут поднимались рано и с лучами первого светила надо было уже вылезать из постелей.
В Трите было приятнее с гигиеной — умылись, оделись, причесались. Потом еда, за ней — дела. И хотя Хэла могла не делать ничего, она всё равно делала. В разные дни она помогала серым то в одной работе, то в другой.
Думать о доме она себя отвадила — было слишком больно, слишком щемило сердце, выворачивало наизнанку, накатывала паника и казалось, что ещё немного и Хэла умрёт. И, несмотря на то, что в своей обычной жизни она домашнюю работу не любила, но тут это была просто отличная идея — натирать полы, стирать бельё, убирать в этих бесконечных комнатах, даже мытьё посуды, тем более, что в нём она практиковала свои магические умения.
Когда была в башне магов, она справлялась с состоянием пустоты и страха просто напиваясь. Делала из воды какой-нибудь забористый алкоголь, вставляла в уши наушники и умирать было уже не страшно, а “ну, норм”. Но в башне не было понятия времени. Не было дел. Ничего не было.
А тут…
Попав в Изарию, Хэла поняла, что своим алкогольным трипом окончательно подорвала здоровье, угрохала режим дня и перестала спать. Но, по правде говоря, она никогда не могла нормально спать, когда была пьяна. Могла отрубиться только, когда алкоголь попадал в организм, а вот потом — пропустил момент и, здравствуй, бессонница, а порой и паника.
И если в башне, находясь в белой комнате, можно было снова выпить и трава не расти. То вне башни стало не так всё просто. Когда, наконец, вот он свежий воздух, когда вернулось понимание дня и ночи, когда вокруг стало что-то происходить, когда появились люди, хоть какие. И несмотря на то, что Хэла людей не очень любила, но она всегда жила по правилу “относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе” и потому, хоть и оказалась внезапно “чёрной ведьмой”, призванной для причинения вреда — творить всякого рода беды совершенно незнакомым ей людям и в голову не приходило.
И ещё важным для Хэлы было то, что немного побыв здесь, она поняла, что в целом никто никого не пытает, не унижает, не насилует, не убивает безнаказанно, а значит местный феран действительно человек не плохой.
Да, когда она увидела его впервые, то подумала, что всё, конец. Вид у него был жёсткий, непримиримый, воинственный. И дело было не в жутком шраме, что шёл через всё лицо и уходил ниже, перепахивая грудь. И внезапное умение видеть то, что увидеть нельзя, которое появилось у неё со способностью творить молнию руками и делать из воды алкоголь, не прибавляло приятности.
Ей только показалось странным, что этот шрам феран не убрал, потому как Хэла точно знала, что, такой как он, мог позволить себе полный комплекс услуг лечения от магов "под ключ", так сказать. То есть маги могли бы сделать, что шрамов вообще никаких не осталось. Значит не убрал намеренно? Впрочем, мужчина, представший перед ней, был неотделим от войны. Что такому шрам? Два, три? А Хэла видела, что их там под одеждой тьма, а сам феран словно не умел снимать доспехи, не умел убирать меч в ножны.
Весь его вид говорил, что он на войне всегда, и для неё это означало, что придётся валить для него народ направо и налево без перерывов на отдых, сон или приём пищи. И вот этого она боялась, потому что чего-чего, а убивала Хэла беспощадно только комаров и тараканов. А тут люди. Какая война в этом мире, Хэла знать не знала, и узнавать не хотелось. Впрочем, война везде война — не оставляла шансов никому.
Это понимание, эти мысли отталкивали её от ферана Изарии на километры и даже дальше. Но что было делать? Упираться? Сражаться с ним?
Вот это она очень быстро решила завернуть. И хотя позволяла себе то, что, судя по всему, не позволялось никому — взгляды, высказывания, поступки. И всегда можно было повести плечом, типа “ну, а что вы хотите от чёрной ведьмы?” Но, как ни странно, феран был терпелив, только внутри него порой колыхался гнев на неё. Когда говорила слишком смело, смотрела открыто или, как тогда, когда она спела песню Арии “Обман”.
Гнев этот был такой осязаемый, словно чёрная непроницаемая стена, тёмная материя, которая в прямом смысле сдвигала Хэлу с места. Иногда ей казалось, что ему хочется, если не придушить её, то выпороть. Но он усмирял себя, тьма рассеивалась, однако и того было довольно, чтобы понять — когда-то у него лопнет терпение и проверять, что будет после этого, ей совсем не хотелось.
Точнее по-началу, когда кошки отчаянно скребли на душе, она порой прям специально испытывала ферана на прочность, ей хотелось, чтобы не сдюжил, хотелось. Но потом как-то отпустило. Потому что он держался, а узнавая его больше, она видела хорошего человека, заботливого и внимательного к своим людям, не равнодушного и справедливого.
Хотя иногда всё же дёргала нечаянно сроднившимися с ней песнями. Но тут считала, что имеет право.
Хотя не очень понимала,
