Ката - дочь конунга (СИ) - Степанова Мария Игоревна

— Ежели останешься, посватаюсь к тебе!

Маша, не ожидавшая этих слов, вытаращила глаза, а Светозар, проходя мимо, отвесил брату увесистый подзатыльник.

— Иди уж, жених!

Светислав нисколько не обиделся на братову затрещину, почесал затылок и зашагал вперед.

В терем вернулись без приключений. Парни знали, как пройти незамеченными, и провели девушек до горницы. Уже светало. Где-то на дворе оглушительно заорал петух, напоминая, что не всем положено спать в это время, а пора вставать и исполнять ежедневную работу. Ката и Маша упали в кровать. Ката уснула тут же, а Маша долго лежала и размышляла о том, что же она делает не так. Мысль, что она съехала с ума и сейчас либо спит, либо в коме, тоже ее посещала, но от этой версии Маша старательно отмахивалась. Верить во временную дыру ей нравилось больше. Тем более, в большинстве ей попадались люди добрые, если не считать тех, что заперли ее в подвале, и похотливого Доброжира, от которого так удачно избавился мальчишка Магнус. Сегодня шел четвертый день, как она вывалилась в этом странном месте. Хорошо, если и здесь и там, в двадцать первом веке, время шло параллельно. Родители еще две недели будут на отдыхе, и у нее есть время появиться дома, не пугая родных отсутствием. Времени здесь никто не наблюдал, и сутки Маша отмеряла очередной прошедшей ночью.

Вот опять закукарекал петух, за массивной дверью кто-то заходил, зашаркал. Надо поспать хоть чуть-чуть, а то скоро вставать…

Проснулась она одна. Было слышно, что снаружи кипит жизнь. Маша сползла с постели, одернула длинную рубаху и подошла к зеркалу. Наклонившись, она долго рассматривала лицо в искаженной поверхности полированного металла. Синяк, который еще вчера выглядел ужасно, сегодня пожелтел и, в целом, уже не выглядел отталкивающе. Оказывается, древняя медицина тоже чего-то стоит. Маша вспомнила, как ей прикладывали какие-то примочки, листья и травы, потом нянюшка, та самая, которая бдительно следила за окружением воспитанницы, принесла огромную подкову, и протянула Маше, безостановочно бубня про бесстыжих девок, которых не пойми где таскали. Маша аккуратно приложила подкову, надеясь, что ее не сняли только что с копыта какой-нибудь лошади.

Дверь открылась, вошла нянюшка, а с ней две девки. Одна несла большой веник, а другая стопку каких-то тканей, скатертей или простыней.

— Проснулась, бесстыдница, — совершенно не скрывая неприязни, привычно забубнила нянюшка, — другие до свету встали, помолились да делом занялись, а эта, лентяйка, спит до обеда!

Нянюшка начала шумно подгонять девок, чтобы веселее убирались. Маша постаралась быстро одеться, и, чтобы не мешать, вышла из светелки. В коридорах она уже ориентировалась неплохо, и пошла туда, где, как помнила, был выход на улицу. Встречные люди не шугались ее, хотя и смотрели с любопытством. Маша вышла на крыльцо, осмотрелась. Если бы она не знала, что это- княжеские палаты, то подумала бы, что обычный двор. Люди занимались делом — расчесывали и натирали коней, невдалеке, в небольшом помещении, суетились женщины, что-то покрикивали друг другу, потом с десяток баб вышли и гуськом двинулись в дальние ворота, неся в руках корзины с бельем, не иначе пошли стирать. Маша посочувствовала им и порадовалась за себя. Еще дальше, за углом, был хозяйственный двор. Именно там обитался голосистый петух со своим семейством, а по соседству хрюкали свиньи, блеяли козы и протяжно мычали коровы. А еще дальше… Там, за высоким забором, на улице кипела жизнь. За все эти дни Маше так и не удалось рассмотреть, как живут новгородцы. Она перемещалась по улице в основном ночью.

Повернув за угол, Маша столкнулась с кучкой девушек. Девушки увидели, узнали, поклонились. Маша ответила тем же. По внешнему виду было понятно, что не крестьянки. Но и не знатные. Скорее всего, какая-то обслуга. Девушки были относительно принаряжены и веселы, отчего Маша решила, что и эти куда-то собрались. Одна из них, явный лидер, покосилась на Машу, и одна из всех проигнорировала Машино приветствие. Маша узнала ее, это была та, которая сидела на противоположном конце скамьи, когда мужик-силач поднимал их. Девчонка была молода, от силы лет четырнадцать, но выглядела очень уверенной в себе.

Маша хотела пойти дальше. На самом заду двора шелестел листьями сад, но ее остановила выбежавшая на крыльцо девка, одна из тех, кто примелькался Маше в покоях Каты.

— Боярышня, тебя Катерина Владимировна кличет! — позвала она, и для верности помахала рукой к себе. — Велела разыскать тебя, волнуется!

Маша двинулась к служанке. А та, заносчивая, хмыкнула у нее за спиной, и что-то произнесла невнятно. Подружки захихикали. Эх… Будь это дома, Маша бы обязательно выяснила, что эта девица там себе думает. Но, в условиях дикого средневековья, решила не испытывать судьбу, и прошла мимо.

15

На берегу озера устроили целое представление. Для княгини и княжича Изяслава поставили кресла, а для девушек лавки, устланные вышитыми покрывалами. Остальные расселись кто где. Те самые теремные, которых встретила Маша утром, наряженные в лучшие одежды, водили хоровод на берегу, то удаляясь, то приближаясь. В руках каждая держала по березовой веточке. Вдалеке слышался стук топора — мужики времени не теряли, рубили ветки, складывали в возы.

Маша присела на пригорке и смотрела, как на дальнем берегу с разбега ныряют парни. Они с удальством разбегались и прыгали в воду, и вообще, им было гораздо веселее девушек, для которых построили закрытые купальни. Парни делали вид, что хотят заплыть в купальни, девушки визжали и прикрывались. Всем это доставляло удовольствие.

— Пойдем купаться? — присела рядом раскрасневшаяся Ката.

— Нет, — помотала головой Маша, — я тут посижу.

— Пойдем! — настаивала девчонка, — на Аграфену все купаются!

О празднике Аграфены Купальницы Маша узнала этим утром. Судя по описанию, это было что-то вроде Ивана Купалы, только на православный лад. Порасспросив о подробностях, она поняла, что отсидеться в полумраке теремных стен не получится. Мало того, Ката настояла, чтобы Маша надела свой наряд. Ну, то есть тот, что был на ней изначально.

— Глянулась ты кое-кому, — хитро улыбаясь сообщила Ката, — принарядись, не стесняйся!

Вот как раз "глянуться" Маше и не хотелось. Учитывая опыт общения с местными мужчинами, вполне можно было предположить, что ее умыкнут тут же, и утащат в глубину леса. Но Ката настаивала, пришлось подчиниться. Сама она тоже долго подбирала наряды, наконец надела самое яркое, что имелось в ее сундуках, а потом открыла ларец, который принесла только вчера.

— Надо подарками похвалиться, — улыбнулась Ката и начала выкладывать на поверхность стола украшения. Маша засмотрелась — тут были и бусы разных цветов и размеров, и вычурные серьги, в основном серебряные, с крупными узорами, и кольца. И тут ее словно огнем обожгло. Среди древних украшений лежало оно, кольцо, которое у нее, Маши, отняла вредная старушонка Зорица.

— Это… откуда? — спросила Маша, указывая на кольцо.

— В ларце лежало, — растерянно ответила Ката.

— Это мое кольцо! — Маша смотрела на украшение, и ее разбирали сомнения, — а может и не мое… Но очень похоже!

Ката взяла кольцо, долго рассматривала, потом протянула Маше.

— Примерь!

Маша приняла украшение, и, осторожно, и даже боязливо, надела его на средний палец. Ничего не произошло. Кольцо сидело, как влитое.

— Но это же невозможно! — сказала она, — откуда ларец?

— Княгиня передала, — ответила Ката, — от женихов.

— А если ларец от женихов, значит как там могло оказаться кольцо, которое было на мне четыре дня назад?

— Не знаю…

— А я, как мне кажется, догадываюсь! — Маша вдруг оживилась, — это — твое кольцо! А мои кольца лежат где-то там, у той бабки!

Ката не поняла ни слова, и Маше пришлось заново рассказывать подружке всю историю ее первой ночи в тереме, про то, как с нее содрали казенные вещички из костюмерной, заменив их юбчонкой от какой-то простолюдинки.