Елена Васильевна меняет профессию (СИ) - Ди Мельпомена
Позиции нестяжателей были чище, благороднее и ближе к евангельскому учению.
Да, «духовное делание» вело к христианскому самосовершенствованию, но оно влекло уход человека из мира, из социальной жизни (недаром среди «заволжских старцев» было распространено скитничество как форма индивидуальной, отшельнической монашеской жизни). Да, по сравнению с ними иосифляне выглядели хищной, агрессивной церковью — воистину «воинствующей». Но они без колебаний строили страну, вмешивались в дела государей и царей, наставляли мирян, пытались очистить от скверны неверия и сомнения общество. Со всеми издержками, неизбежными при этом процессе, иосифляне прославились как интриганы, доносчики, жёсткие церковные иерархи, расправлявшиеся с инакомыслящими.*
Какая церковь нужна русскому народу? Богатая и властная? Вмешивающаяся в дела мирские? Или же людям нужно нечто другое? То, чего они не будут бояться, то, что запустит в их сердца свободу…
Я в этом вопросе поддерживаю нестяжателей, хоть к православию отношусь индифферентно. Между добровольным познанием себя и насилием за инакомыслие — я выбираю первое. Свою симпатию к нестяжателям я не скрывала даже при жизни Василия Ивановича, хоть моя предшественница и поддерживала иосифлян, я резко оборвала эту гнилую связь. А когда стала регентом, то сразу же принялась за утверждения проекта по секуляризации церковных земель. Дело почти год не двигалось с мёртвой точки из-за митрополита Даниила, который был на стороне иосифлян. Этот человек не желал отдавать богатства церкви в светские руки, не хотел лишаться власти и влияния, но ему пришлось уступить. Вчера я подписала указ, который велела зачитать во время заседания Боярской думы. Я ждала митрополита с минуты на минуту, этот «святой отец» уже пытался со мной поговорить, но я откладывала наш с ним разговор, хотя понимала, что вечно прятаться не получится.
— Зря ты иосифлян обидела, Елена Васильевна! — в мои палаты вошёл митрополит Даниил через час, как вышел боярин. — Церковнослужители и монахи это просто так не оставят! У Бога отбирать последнюю копейку… грех!
Я возвела глаза к потолку. Что в двадцать первом веке, что сейчас жрецы пытаются быть главными посредниками между Богом и человеческой душой. «Платите церкви и Бог вас неприменимо услышит!» Это невыносимо видеть и слышать что тогда, что сейчас. Я уже не говорю о том, чтобы во всём этом участвовать! Вроде с виду высокодуховные люди, а заглянешь в душу, так одна жадность, властолюбие и гордыня.
— Ты раб Божий, вот и служи Богу! А в дела мирские нос не суй! — не сдержалась я и повысила голос, что прежде себе не позволяла в отношении священников. — Ты православный христианин, вот и следуй заповедям Христа! Следуй его примеру, раздай всё богатство людям и иди проповедуй добро. Золото, земли и власть тебе в твоей миссии только мешать будут, — я сжала кулаки и прямо посмотрела на митрополита.
— Не богохульствуй, Елена Васильевна! Бог всё слышит! — мужчина поднял палец вверх, словно бы грозя карами небесными.
— Не только слышит, митрополит Даниил. Но ещё и видит… — сквозь зубы процедила я, и позвонила в колокольчик, чтобы стража открыла двери и выпроводила посетителя из моих палат.
— Бог тебя накажет… — бросил напоследок митрополит Даниил, испепеляя меня своими чёрными глазами.
Мужчина в ярости вышел из палат, не дождавшись того, что я упаду в ноги и покаюсь, и я сразу же выкинула его из головы. Есть и другие нерешённые вопросы помимо религии. Стражник закрыл за митрополитом дверь, я повернула голову, взгляд мой упал на стол заваленный пергаментами. Только утро, дела ещё разгребать и разгребать.
С дорогами на данный момент дела обстоят просто прекрасно. Бояре и землевладельцы мои приказы выполняют неукоснительно, но я всё же не могу отделаться от подозрений, что среди власть имущих и земле имущих затесалось некоторое количество попаданцев. Ну не могли же средневековые люди с их медленным темпом жизни за несколько месяцев привести в божеский вид половину дорожного покрытия на Руси! Не могли!
Просто какой-то строительный бум на землях русских в последние месяцы. Все города что-то строят, перестраивают, воздвигают, сносят… очень бурную деятельность развели. Но кроме этого никаких доказательств того, что обязаны мы этим попаданцам, у меня нет. Вселенцы на контакт не идут от слова совсем, «тайный приказ попаданцев» себя не оправдал. Кроме Георгия Андреевича никто ко мне с ценными знаниями не спешит. Но и одного этого вселенца я бы не променяла и на тысячу таких, как Агриппина.
Золото, серебро, алмазы и другие, нужные в хозяйстве драгметаллы, медленной, но уверенной струйкой потекли в Москву. Новгородскому и Псковскому монетным дворам предстояло проделать огромную работу. Но мало начеканить качественных денег, надо ещё и старые из оборота изъять, но когда все русские земли перейдут к единому денежному обращению, я смогу вздохнуть свободно. Эта реформа улучшит торговлю как внутри империи, так и за её пределами, что, безусловно, благоприятно скажется на уровне жизни народа.
— Великая княгиня! Великая княгиня! — боярыня Челяднина вышла из соседних комнат с Софией на руках. — Великая княжна есть желает!
Я взяла подросшую русскую принцессу на руки, расстегнула платье, девочка жадно впилась в мою грудь, внимательно смотря мне в глаза. София растёт и радует глаз. Хоть я и не участвовала при её зачатии, а всё равно люблю девочку. Я проносила княжну в животе много месяцев, поэтому чувствовала её своей частью. Мне в радость было давать ей молоко, смотреть ей в глаза при этом священном ритуале. В такие моменты мы становились друг к другу ещё ближе.
— Может, всё же кормилицу нанять? — спросила боярыня. — Ты, государыня, совсем осунулась, может, побережёшь своё здоровье? И фигуру…
— Мне не трудно. Это самое малое, что я могу сделать для княжны Софии. Молоко моё ей идёт на пользу. Здоровье ребёнка на первом месте.
— Брат Иван приходил… — замялась Агриппина. — Хотел повидаться с Соней, но я не впустила.
— Правильно сделала. Никто не должен знать истинное происхождение княжны. Кстати… — я достала из кучи пергаментов самый дорогой и надушенный. — Что это, боярыня?
Женщина покраснела и опустила глаза. Стыдно? Как же…
— Я, конечно, всё понимаю, ты молодая, гормоны и всё такое, но твои сексуальные предпочтения меня пугают. Твоя переписка с удельным князем Старицким, где ты признаёшься мужчине в своих чувствах, могла попасть не в те руки. Ты понимаешь это, Агриппина? — я постаралась придать своему голосу суровости, но делать это с ребёнком на руках было не так-то просто.
— Что плохого в том, что я хочу выйти за Андрея замуж? — пошла в наступление боярыня. Взгляд её стал смел, я бы даже сказала дерзок.
— Ничего в этом плохого нет, Агриппина. Хочешь выйти замуж за удельного князя? — я обвела боярыню Челяднину взглядом сверху донизу. Пылкая натура. Бесшабашная и алчная. Но всё же ближе Агриппины Фёдоровны у меня в этом мире никого нет. София мала, мои чаянии ей не понять.
— Да! — громко ответила вселенка.
— А что насчёт мнения жениха?
— Он согласен! — на эмоциях выпалил подросток в теле женщины.
— Рассчитываешь в будущем стать императрицей? — без какого-либо удивления поинтересовалась я. Читать мысли и желания Агриппины так легко, что мне даже как-то неловко.
— Да!
— Ну, я за тебя рада. Хочешь, осенью свадьбу сыграем? — без шуток спросила я.
— Ты это серьёзно?! — боярыня уставилась на меня своими большими чёрными глазами. Не верит? Зря.
— Да. Бояре уже единогласно выбрали себе в императоры Андрея Ивановича. Придёт время, и удельный князь будут править землями русскими из Москвы. Великий княжич Иван будет при нём наследником, а ты, если хочешь, будешь его женой и императрицей по совместительству.
— Что?! И ты так просто отдашь мне власть в руки?!
Я поднялась с кресла, уложила княжну в колыбель и подошла к боярыне.
— Мне не нужна власть, Агриппина. Мне нужно, чтобы у Ивана и Софии была адекватная «мачеха». Знаю, что ты о детях хорошо позаботишься. Бояре своих дочек пропихивают в жёны к Андрею Ивановичу, я не могу рисковать. Если ты станешь императрицей, я буду спокойна. Хотя, твоя кандидатура боярам не понравится, будут противиться этому браку… — я нахмурилась. — Брата твоего я хоть и не выделяю среди прочих, но боярам всё одно — не угодишь. Так что, ты поторопись, если хочешь остаться при сыне, да ещё и в более удачном положении. Я препятствовать не буду, — я по-дружески похлопала женщину по плечу и села за стол. Работа ждать не будет.
