Лорен Стефано - Разрыв
Я чувствую, как Линден хмуро смотрит на меня. Я не могу повернуться, что видеть его.
- Ты не ешь – суетится Сесилия.
- Оставь ее в покое – говорит Линден.
Слишком напряженно. Слишком трудно. Я чувствую, что меня разрывает на части, но все же мой голос мягок, когда я говорю:
- Да, почему бы и нет? Почему бы вам обоим не оставить меня в покое? – Я смотрю на Линдена, потом на Сесилию – Почему вы вернулись?
Сесилия пытается коснуться моего лба, но я уклоняюсь от нее. Я встаю и иду к раковине. Их пристальные взгляды просто душат меня.
Сесилия смотрит на Линдена и говорит:
- Ты видишь?
- Видит, что? – говорю я, и на сей раз, мой голос намного громче.
Линден тяжело сглатывает, и пытается говорить дипломатическим тоном:
- Сесилия – говорит он – Почему бы тебе не прогуляться с Боуэном. Сегодня теплый день. Покажи ему полевые цветы.
Меня расстраивает, что она так легко соглашается. Прежде чем уйти, она бросает на меня хмурый взгляд, а затем поет что-то Боуэну, о нарциссах.
- Мне жаль – говорит Линден, после того, как она оставляет нас наедине – Я просил ее не давить на тебя. Она просто беспокоится о твоем состоянии.
Я это знаю. В этом она вся. Она самая молодая из всех жен Линдена, но все же ей всегда нравилось изображать мамочку наседку. Но Линден – он в этом браке дипломат. Он должен сказать ей, что я уйду навсегда. И я уверена, она бы с ним спорила. Она бы хлопала дверьми и не разговаривала бы с ним какое-то время. Но сколько бы это продолжалось? Одиночество заставило бы ее простить ему все, очень быстро.
- Ты не должен был привозить ее сюда – говорю я – И сам не должен был приезжать. Ты ведь знаешь, что ничего не сможешь сделать. Ты только продлеваешь наше прощание.
Я больше ничего не говорю. Каждый день, что он держит меня, мой брат, думая, что я мертва, способен на разрушения. И, тем не менее, я не могу так с ним поступить, чтобы сбежать ночью, за его спиной. Не снова, особенно сейчас, когда он так помог мне. Он смотрит на стену над моей головой. Я не могу прочитать его выражение. Он открывает рот, чтобы, что то сказать, но передумывает. Я концентрирую свой взгляд на полу, на трещине в линолеуме, которая похожа на очертания листика упавшего с дерева.
- Я не могу поверить тем вещам, которые ты говорила мне про моего отца – говорит он – Ты ведь понимаешь это, не так ли? Я не могу пойти против него.
Мне казалось, он был на моей стороне, тогда, когда спас меня из лап своего отца и пытался остановить кровотечение. Казалось, он был на моей стороне, когда спал на стуле у моей кровати и уверял меня, что не позволит своему отцу переступить порог той палаты, пока я в ней нахожусь. Но самое невероятное это то, что я действительно понимаю. Все время пока Вон контролировал моих сестер по браку и меня, с воротами и голограммами, он контролировал и своего сына. Вон единственная константа Линдена. Какой у Линдена может быть выбор, он любит своего отца, хотя если рассудить, что есть хорошего в этом человеке, который его воспитал? Я никто – чтобы судить. Нет такого числа зданий, которые мой брат мог разрушить, нет такого числа жизней, которые он может унести, я бы все равно любила его. Я киваю. А где-то очень далеко, в мире, где только зеленая трава, хохочет Боуэн.
- Я привез тебе кое-какие вещи – говорит Линден – Я хотел привезти больше, но подумал, что они только мешались бы тебе, если бы ты решила уехать. Еще я упаковал аптечку и деньги на проезд на автобусе. Ты должна быть осторожна, никто не должен видеть, что у тебя есть деньги – он смеется, но это больше похоже на кашель – Но ты, вероятно, знаешь об этом, не так ли?
- Ты не должен был этого делать – говорю я, но затем передумываю и добавляю – Но все равно, спасибо.
Он встает и придвигает спинку своего стула к столу, потом стул Сесилии, затем мой.
- Ты и Сесилия можете спать на кровати. Я посплю на диване в библиотеке моего дяди. Я поставлю плетеную кровать Боуэна в спальне, но ты не волнуйся, ночью обычно он спит.
- Вы действительно остаетесь на выходные? – спрашиваю я.
- Так будет лучше для Сесилии – говорит он – Она была не в себе в последнее время – он задерживается в дверном проеме на мгновение, поворачиваясь ко мне – Это даст вам обоим шанс как следует попрощаться. Это поможет ей отпустить тебя.
Глава 6
Сесилия стоит возле зеркала в спальне и хмурится. Ее рубашка задрана к груди, она трогает пальцами розовые полоски на коже, на своем увеличившемся животе.
- Ужасный, правда? – говорит она – Боуэн растянул мне живот на столько, на сколько, это было возможно.
Я сижу на кровати, уставившись в книгу, которую взяла в библиотеке Рида. У него меньше книг, чем у его брата и они все изодраны и стары. Я думаю, он унаследовал только часть коллекции. Некоторым книгам досталось от времени, страницы рваные и некоторые места закрашены черной краской. Мне попалась книга об открытии Америки – меня она заинтересовала изображением судна на обложке – но страницы были заполнены разъяренными примечаниями. Обзывая текст ложью, этот человек писал небрежно и грязно, некоторые записи настолько неаккуратны, что я не могу их разобрать. В любом случае я не хотела их читать, я просто хотела посмотреть на корабли и попытаться вспомнить пальцы Габриэля в моих волосах. Я переворачиваю страницу и вижу еще одно грузовое судно. Габриэль показывал мне что-то похожее. Он бы знал, как быстро оно может плыть по воде. И все же судно выглядит обремененным весом своего груза. Могу поспорить, что если бы я убегала, для меня было бы легко скрыться, среди высоких ящиков, но мне потребовались бы месяцы, чтобы доплыть до Габриэля. Это было бы мучительно, плыть так медленно. Но медленно было бы лучше, чем совсем ничего.
Сесилия продолжает говорить о том, как она потеряла свою юность, что тело ее, уже никогда не будет прежним, но насколько она счастлива, быть частью всего этого. Любое чудо укрепляет надежду. Я не хочу видеть ее голый живот, который постепенно принимает форму вопросительного знака: ее суставы, щечки и ножки, всегда ярко-красные. Она рожала своего первого ребенка с трудом, теряя сознание, крича, потом она пришла в себя, но она была бледная от потери крови. Я не хочу снова видеть все это. Меня это пугает. Но это неизбежно. Так как Сесилия здесь со своим сыном, спальня пропиталась детским запахом. Порошок и слабый запах сладости, которая задерживается на младенческой коже. Вся комната пропиталась этим. Здесь больше детского, чем ее.
- Разве ты не устала? – спрашивает она, падая на кровать рядом со мной и снимая носки, прежде чем забраться под одеяло – Ты не хочешь одеть свою ночную рубашку?
