Дж. Уорд - Возрожденный любовник

Ему казалось, что он будет чувствовать это вечно.

И все же, каждый рассвет он искал Осень рядом с собой, овладевал ею... и желание повторить не покидало его последующие двенадцать часов.

Выйдя из ванной, Тор обнаружил, что она все еще в постели. Осень свернулась калачиком в сторону окна и лежала на боку, завернувшись в покрывало.

Он видел ее обнаженной.

Абсолютно. Черт возьми. Обнаженной.

От этого образа, его тело мгновенно возбудилось, член устремился вверх. И Осень, словно почувствовав его возбуждение, издала полный эротизма стон, похожий на мурлыканье. Отведя руку назад, она отбросила покрывала и притянула колено вверх, к груди, обнажая блестящее лоно.

– О, черт, – простонал он.

Его тело направилось к женщине совершенно бездумно, сконцентрировавшись только на ней, до такой степени, что он мог бы убить любого, кто попался бы сейчас ему на пути: просто растоптал, а разобравшись с ней, убил.

Взобравшись на матрас, Тор взял член в руку, прижался к Осени сзади и устроил головку у ее лона. Он проник в нее осторожно, на случай если она все еще испытывала боль, а затем подождал, замерев над ней, чтобы убедиться, что она его снова хочет.

И когда она удовлетворенно простонала его имя, он позволил бедрам двигаться.

Влажная, гладкая, горячая...

Он взял ее без предисловий, и ему нравилась свобода, с которой он это сделал. Осень была хрупкой и невысокой, но сильной, и в последние несколько месяцев он научился отпускать себя, потому что знал, что ей это нравится не меньше, чем ему самому.

Положив руку на ее бедро, он изменил наклон ее тела, чтобы войти еще глубже. И, конечно же, у этой позиции было еще одно преимущество: он мог видеть, как входит в ее тело и выходит из него, видел край головки, прежде чем та проникала глубоко, чтобы вскоре вернуться обратно. Она была большая, розовая, и сам член был тверд и блестел от влаги…

– Черт, – выдохнул он и снова кончил.

И кончая, он продолжал в нее входить, чувствуя, что Осень тоже накрывает оргазм, мышцы ее лона плотно обхватили его. И он смотрел на происходящее, пока глаза не закрылись, и в этом не было ничего плохого – потому он все еще видел ее образ, отпечатанный на обратной стороне его век.

Когда все закончилось, он чуть не рухнул на нее, но вовремя остановил себя. Опустив голову, он обнаружил, что ртом почти прижался к ее спине, и, воспользовавшись близостью, провел губами по ее коже.

Зная, что должен дать ей отдохнуть, он заставил себя отпрянуть назад и выскользнуть из ее тела. Только вот оказавшись на свободе, ему пришлось стиснуть зубы при виде того, как она по-прежнему была для него готова.

Положив ладони на ее идеальные ягодицы, он раскрыл их для своего рта. Боже... 

этот вкус, смешанный аромат, принадлежавший им обоим, ощущение ее гладкого, лишенного волос лона...

Когда она начала возбужденно двигаться, как будто снова подошла к краю, но не достаточно близко, он облизал три пальца и скользнул ими внутрь, продолжая ласкать ее языком. Сработало. Она выкрикнула его имя и дернулась назад, навстречу его лицу, он улыбнулся и помог ей пережить пульсацию, что сводила сейчас ее тело.

А затем пришло время остановиться. Окончательно.

За последнюю неделю или около того, он ее измучил, что и стало причиной его сегодняшнего похода в тренажерный зал. Она выглядела усталой, и в чем причина? Она настаивала на том, чтобы работать ночью, и в течение дня он не мог оставить ее в покое…

Осень перевернулась на живот, а затем отвела колено в сторону и выгнула спину. Требуя еще.

– Господи, – простонал он. – Как мне оторваться от тебя?

– Не надо.

Его не пришлось просить дважды. Он снова взял ее сзади, приподняв за бедра, сжав их ладонями и наклонив так, чтобы войти до упора. Затем обнял Осень одной рукой за талию,  удерживая вес своего тела другой, и работал на ней, загоняя член все глубже, их тела ударялись друг о друга, а кровать скрипела и стонала. Он кончил, выкрикнув проклятье. Оргазм был подобен взрыву, словно у него не было секса месяцами.

И все же он снова хотел ее. Особенно после того, как она кончила.

Когда все успокоилось, он обернулся вокруг нее всем телом и вжал в матрас своей тяжестью, удобно прижав Осень к себе. Уткнувшись носом в ее волосы на шее, он думал о том, как обращался с ней в постели.

Она как будто почувствовала, что он нуждается в некотором успокоении, потянулась и погладила его по волосам.

– С тобой так хорошо.

Возможно. Но он все равно чувствовал вину за то, что так много требовал от ее тела.

– Теперь позволишь мне приготовить тебе ванну?

– О, это было бы просто чудесно. Спасибо.

Вернувшись в ванную комнату, Тормент подошел к глубокой пузатой джакузи, включил воду, а затем достал из шкафчика соли для ванн.

Проверил температуру воды, немного ее подрегулировал, и вдруг понял, что ему нравится заботиться об Осени. Также он понял, что открыл много вариантов заботы о ней. Он всегда находил причины, чтобы отвести ее наверх и покормить обедом наедине. Покупал ей одежду в интернете. Всегда заходил в «Уолгринс»[1] и «CVS»[2], чтобы купить там ее любимых журналов – «Vanity Fair»[3], «Vogue»[4] и «New Yorker»[5].

Всегда следил за тем, чтобы не заканчивались «Pepperidge Farm Milanos»[6], в случае, если вдруг она их очень захочет.

И он был не единственным, кто присматривал за ней и открывал новые вещи.

Хекс приходила повидаться с ней раз или два раза в неделю. Они вместе ходили в кинотеатр неподалеку, смотрели фильмы. Или отправлялись в лучшую часть города, так что Осень могла посмотреть на красивые дома. Пропадали в магазинах, работающих допоздна, где покупали вещи на те деньги, что Осень получала за свою работу.

Наклонившись, он проверил воду, снова повозился с настройкой температуры, и приготовил полотенца.

Его немного раздражало, что она бывала в городе, в окружении человеческих психопатов и убийц-лессеров, под сенью ненадежного ветра судьбы. Но, в конце концов, Хекс была прирожденной убийцей, и он знал, что она будет защищать свою мать, даже если кто-то просто чихнет в их сторону.

Но всякий раз, когда мать и дочь куда-то уходили, Осень всегда возвращалась с улыбкой на лице. Что, в свою очередь, вызывало улыбку у него самого.