Елена Грушковская - Человек из пустыни
— Чтобы вы через секунду его забыли? — усмехнулся Джим. — Это ни к чему.
— О нет, ваше имя будут высечено на моём сердце, как на граните! — пламенно заверил лейтенант Уонн, прижимая руку к мундиру.
Джим вздохнул. Он жалел, что не пресёк разговора в зародыше: теперь отделаться от накачанного маилем лейтенантика будет сложнее.
— Чтобы удостоиться права узнать моё имя, вам надо ещё служить и служить, лейтенант, — сказал он с высокомерным видом. — Я верю в вашу перспективность и от всей души желаю вам успехов в службе, но на данный момент вы ещё не представляете для меня интереса.
Но его высокомерие, похоже, только раззадорило лейтенанта Уонна, равно как и разозлило. Опрокинув в себя рюмку маиля, он смерил Джима прищуренным взглядом.
— Вот незадача… И что же, много у вас было полковников? — спросил он уже совсем другим тоном.
Тон его Джиму не понравился.
— Я не люблю хамства, — сказал он холодно. — До свиданья, юноша.
Брови лейтенанта взметнулись.
— Хамство? Помилуйте! О каком хамстве вы говорите? Кто вам нахамил? Я?! — Лейтенант ткнул себя пальцем в грудь, как бы отказываясь верить в услышанное. — Позвольте… Я воспитанный человек и не позволяю себе никому хамить. Каким же образом я вам нахамил, позвольте спросить?!
— Всё, молодой человек, — сказал Джим, не ожидавший, что лейтенаник так расходится. — Я сказал вам «до свиданья», а это значит, что разговор окончен.
— Нет, погодите! — не унимался лейтенант Уонн. — Мы ещё только начали. Давайте разберёмся, кто кому нахамил! Что я такого сказал, что вы меня обозвали хамом?
Внутри Джима подрагивал клубок холодного раздражения и досады. Разговор принял неприятный оборот, лейтенантик оказался задирой и любителем поскандалить. Поморщившись, Джим сказал:
— Лейтенант, вы подошли ко мне первый и навязали мне разговор, не уловив моих довольно прозрачных намёков на то, что я этого разговора не желаю. Вы пьяны, назойливы и крайне непонятливы, так как мне приходится всё это вам объяснять. Прошу вас, покиньте меня.
Но подогретый маилем задор так и клокотал в лейтенанте. Он слез с табурета, подошёл к Джиму вплотную и сжал его руку повыше локтя.
— Это я пьян? Это я непонятлив? — поговорил он, холодно щурясь, с приглушённой угрозой. — Ну, знаете!.. Ваши слова гораздо больше смахивают на хамство!
— Уберите руку, мне больно, — возмутился Джим. — Вы невоспитанный пьяный нахал!
— Ах так! — Лейтенант прищурился, широко раскрыл глаза и снова сощурил. — Вы знаете, что я сейчас сделаю? Да я вас…
Джим сжался, подумав, что нахальный лейтенантик его сейчас ударит, но тот вдруг крепко впился ртом в его губы. За бильярдным столом раздались весёлые возгласы и смех, а Джим изо всех сил отбивался от бессовестных рук лейтенанта Уонна, настойчиво обвивавшихся вокруг его талии. Он осыпал его плечи градом ударов, но тот сжал его, будто в тисках, и присосался, как пиявка. Тогда Джим ударил его ногой по голени что было сил, и это возымело действие. Наглец взвыл от боли и отпустил его, и Джим, воспользовавшись моментом, ударил его ещё и в пах. Лейтенант Уонн согнулся пополам, вытаращив глаза, а Джим довёл наказание до конца, врезав ему в солнечное сплетение.
— Так его! — смеялись его товарищи за бильярдным столом. — Что, Уонн, получил?
Уонн что-то прохрипел, что вызвало взрыв смеха. Джим сказал:
— Убирайтесь, если не хотите добавки.
Побитый лейтенант уковылял к своим и плюхнулся на один из свободных стульев, а Джим повернулся ко всей этой братии спиной, сказав бармену:
— Двойной глинет, пожалуйста.
Бармен, подавая ему заказ, негромко заметил с усмешкой:
— Недурно вы его сделали.
Стараясь унять дрожь, Джим сделал глубокий вдох и влил в себя глинет, знаком велев бармену повторить. Стакан с обжигающим нутро напитком снова оказался перед ним, а рядом прозвучал голос, обжегший Джима сильнее глинета:
— Неплохой ударчик.
Соседний табурет занял он — человек из пустыни, в белом головном платке, замотанном на бедуинский манер, загорелый и запылённый. Он был в тех же высоких сапогах со шнуровкой сбоку, только костюм его был не цвета хаки, а белый. Как и в первую их встречу, он попросил стакан воды со льдом, утёрся краем платка и отпил глоток. Джим смотрел на него, как во сне, не в силах сказать ни слова. Нащупав упаковку влажных салфеток, он вытащил одну и вытер ему щёку. Рэш повернул к нему лицо, и Джим вытер ему вторую щёку, лоб и подбородок. Рэш не улыбался, взгляд его был серьёзен и задумчив, от него у Джима внутри что-то неистово сжалось.
— Привет, — только и смог пробормотать он.
— Привет, — ответил Рэш.
— Как у тебя дела? — спросил Джим, не придумав ничего лучшего, чем этот тривиальный вопрос.
— Всё отлично, — кивнул Рэш. — А у тебя?
— Тоже, — проронил Джим.
Рэш бросил на него внимательный и серьёзный взгляд.
— А ведь это неправда, — сказал он вдруг.
— Почему ты так думаешь? — пробормотал Джим, слегка оторопев.
— Вижу по твоим глазам, — ответил Рэш, не сводя с него серьёзного взгляда. — Твой младшенький выглядит, как после тяжёлой болезни. Что с ним?
— Он действительно долго болел. — Джим подвинул к себе свой стакан и залпом выпил глинет. — Он был в коме после тяжёлого отравления и лишь недавно встал на ноги. Он ещё не до конца оправился…
Глинет невыносимо жёг в горле, но не помогал справиться с солёным болезненным комом. Джим закрыл глаза ладонью, чувствуя, что если он скажет ещё одно словно, то расплачется. Рэш молчал, но его молчание значило гораздо больше целого множества слов, и главное его свойство было в том, что слова могли быть фальшивы, а оно было настоящим. Справившись с собой, Джим спросил:
— Ну, а ты? Уже построил домик своей мечты?
Рэш усмехнулся и покачал головой.
— У меня комната в общежитии. Домик пока ещё на стадии проекта.
Вопрос на тему личной жизни Джим не нашёл в себе сил задать. Это было отчего-то слишком больно — так больно, что слёзы подступали к горлу. Снова повисло молчание, а потом Рэш спросил:
— Твой младший действительно умудрился пойти к Кристаллу с королём?
