Невеста фараона - Анна Трефц
Потому что мы украшение жизни, а вы… а вы зачастую этого не понимаете. Но я не успела ему объяснить суть вещей. Под ногами вспыхнуло. И с со всех сторон, и сверху. Мы потонули в золотом свечении. А вместе с ним пришло тепло и спокойствие. И ощущение, что все правильно. Ногам стало уютно. Я опустила глаза и увидела, что стою босыми израненными ступнями на мягком ковре с шелковистым белым ворсом. Откуда он тут взялся? Как и… Как и все! Наша лодка из утлого суденышка превратилась в огромный корабль. По виду тоже золотой, хотя лично я сомневаюсь, чтобы кусок золота демонстрировал чудеса плавучести. Мы вчетвером стояли на огромной сверкающей палубе. Далеко, метрах в пятидесяти от нас возвышался постамент, а на нем шатер из переливающейся оттенками желтого и розового материи. Шатер был закрыт. На носу как ни в чем не бывало торчал бог Гор. Рядом с ним какой-то мужик с бордовым лицом ни то законченного пьяницы, ни то любителя сауны.
— Это Сет, — шепотом пояснила нам с Романовым Танеферт, — Бог хаоса и войны.
— Типа Марс! И где он раньше был? — возмутился Сашка, — Когда мы сражались с его кумиром?
(Марс бог войны в пантеоне Древнего Рима).
— Где все они были? — озадаченно выдохнул Ахмес и огляделся. И мы за ним.
Вокруг нас по палубе прохаживались как на фуршете красивые мужчины и женщины. Одеты они были в духе мифов Древнего Египта: белый тонкий лен, золото, серебро, высокие короны, сверкающие разноцветные камни и все такое. Многие с бокалами в руках. Все они поглядывали на нас с одобрением. Но вот выпить никто не предложил.
— То, что мы снова на солнечной ладье Ра — это ваша заслуга, — разлился над нами мелодичный голос. И из толпы выступила очень красивая женщина. За спиной у нее переливались огромные крылья. А над пышным париком…
— Ты видишь то же что и я? — шепнул Романов, — У нее же толчок на голове!
— Это золотой трон! — шепотом возмутилась Танеферт, — Нельзя же быть настолько необразованным!
— Исет добилась власти для своего сына Гора, — я чувствовала, что Романов нуждается в разъяснении. Потому что корона богини и правда здорово смахивала на детский стульчик. Ну или на то, что он подумал.
— Да ладно, проехали, — отмахнулся Сашка, — Меня больше занимает, где они были, когда мы сражались. Особенно Гор. Он же типа нырнул и не вынырнул. Свалил по-английски с поля боя.
— Не вини нас, — богиня подошла ближе, и воздух вокруг нас заметно потеплел, — В вашем мире нас уже нет, это вы нас вернули.
А это хорошо или плохо? В нашем мире мы со своими-то богами никак не можем разобраться. Вернее, с их последователями. Религиозные войны никто не отменял.
— Не волнуйся, Даша, — Исет посмотрела прямо в меня, и как будто взглядом до самой дальней клеточки дотянулась. Ох, ну, конечно, она может читать мысли! Она же богиня, — Мир уже изменился. Это вы его изменили. Вернее… вот-вот измените. Нужно лишь встретить рассвет!
Она взмахнула руками и крыльями. Получилось у нее очень эпично. А я подумала, что мы вчетвером невольно натворили что-то такое, чего вряд ли стоит допускать. Мир изменился! Ни фига себе! Как изменился? В какой рассвет мы выедем на божественной ладье? И хочу ли я туда выезжать?
Позади нас что-то хлопнуло. Мы разом оглянулись. Ну да, это с пафосом распахнулся розово-золотой шатер. И все мы узрели великого Ра, восседающего на золотом троне.
— Он же… — я прикрыла ладонью Романову рот. Он последние десять минут занял место «капитана очевидность». Ляпнет еще что-нибудь обидное, в стиле «У вас толчок на голове. Вам норм?»
— Привет! — с трона, который был ему на десять размеров больше, спрыгнул мальчик лет пяти. У меня засосало под ложечкой в предчувствии очередного захода на дискотеку из турецкого отеля. Знаем коронованных детей, проходили уже.
(В древнеегипетской мифологии Солнечный бог Ра триедин: утром он младенец, в середине дня уверенный муж, к вечеру мудрый старец).
Ребенок в белой длинной рубашке, расшитой золотыми узорами, подбежал к нам вприпрыжку. На его лысой голове залихватски болтался вьющийся жгутик золотых волос. Но глаза у малыша казались совсем не детскими. Густо подведенные черным, они были огромными и умными. Я бы сказала даже мудрыми. Во взгляде сквозила уверенность, понимание и… немножко хитрецы.
— Вы так здорово бились! — он хлопнул по руке Ахмеса и Романова.
Парни заулыбались. Сашка немного растерянно. Не знал, как принимать похвалу от бога-ребенка.
— А вы, красавицы, творили настоящие чудеса. Даже я восхищен. А я, поверьте, видел немало.
Я набрала в грудь побольше воздуха и замерла. Ра тут же повернулся ко мне, склонил голову на бок и улыбнулся:
— Спрашивай, Даша.
— Э… а если бы мы проиграли? Если бы Апоп нас всех уничтожил?
Ну вот, я выпалила то, что меня волновало. Не игра ли все это? Да, это совсем не походило на представление. Страшно и больно было по-настоящему. И все же… Это ведь Дуат.
— Дуат лишь вторая половина мира, — У мальчишки действительно были удивительные глаза. Темно-карие, почти черные радужки с золотыми прожилками. Жутко и красиво одновременно. А еще такое впечатление, что смотришь в душу суперкомпьютеру. Ну, если у компьютера была бы душа, — Победа Хаоса означало бы конец всему.
— Тогда почему никто из богов нам не помог? Ну, раз это было так важно!
— Даже боги иногда бессильны, — Он коснулся моего пальца, и я вдруг поняла, что он имел в виду. Как будто его знания, все что он мог бы рассказать мне за многие часы лекций, достигло моего сознания за секунду. Вот это чудо! А нельзя так с философией? Или с английским? Раз, и знаешь предмет на отлично.
Ребенок посмотрел на меня и расплылся в искренней улыбке:
— Это тебе подарок. И моя благодарность
Он еще раз коснулся моего пальца. Мимолетно!
Божечки! Как в моей маленькой голове поместились шесть языков? Акацкий? Зачем мне акацкий?
(Аккадский язык (или ассиро-вавилонский язык) — один из древнейших семитских языков, во времена царей Небмаатра и Эхнатона считался международным. Как у нас сейчас английский).
— Сама не знаешь, где пригодится, да? — мальчуган мне хитро подмигнул и потопал на нос ладьи, принимая поклоны и приветствия от других божеств.
Я ошарашенно посмотрела на Романова. У меня в голове теперь Ленинская библиотека. Да я могу хоть завтра диссертацию писать. Только надо выбрать по какому предмету. По истории, философии или филологии…
— Так ты