Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова
Арамерец явно пожадничал с водой, и вино все равно вышло крепким, но Рамон с ним. Сейчас это даже к лучшему. Рука до сих пор ныла так, что хоть плачь.
— Сильно болит? — мы с Маркусом одновременно задали один и тот же вопрос.
— Сперва ты, — усмехнулся он. — Как запястье?
Было так необычно видеть сочувствие от раба, да еще и после наказания.
— Жить буду, но сама не ожидала, что так получится.
Заметила, как Вир поставил возле нас заживляющую мазь и молча удалился. Что за такая симпатия у моего северянина к этому вояке? Ни с одним другим новеньким Вир бы меня вот так один на один не оставил. А тут прошло всего полдня, а между мужчинами как будто бы даже какие-то приятельские отношения возникли. При том, что Вир крайне неохотно подпускал к себе новых людей и всегда держался отстраненно. Сейчас же вел себя так, словно знает Маркуса уже не первый год, хотя видел его впервые.
— Слишком сильно замахнулась? — брюнет осторожно взял мою кисть, осматривая.
— Да, с непривычки. Обычно я, знаешь ли, не размахиваю плеткой налево и направо. И вообще мне крайне редко приходится наказывать рабов.
— Выходит, я у тебя особенный? — спросил, бережно нанося мазь на запястье.
— Когда ты начнешь обращаться ко мне на «Вы»? — я чуть поморщилась от боли, но терпеливо дала себя намазать.
Маркус устало вздохнул.
— Это настолько обязательно?
— Да.
— Но ведь смысла никакого. Я уже сказал, что не стану подчиняться. Пойми, я до сих пор здесь только из-за твоего бедственного положения. Как только к тебе приведут новый заказ, я сразу уеду на родину.
Настала моя очередь тяжело вздыхать: опять эти его разговоры, что он якобы может сбежать в любой момент. Вот ведь упрямое создание. Упрямое и очень заботливое. Сидит, руку мне перевязывает.
— Послушай, я понимаю, что рабство тебе не по нутру. Но давай посмотрим на эту ситуацию с другой точки зрения, — я решила сменить воздействие с силового на словесное. — Повернись, я тебе спину намажу. Во-первых, Эйстерия хоть и не самая приятная госпожа, но и далеко не худший вариант. Если бы не она, то гарантирую, что сейчас ты был бы уже или на каменоломне, или на галерах. Условия там чудовищные. По сравнению с ними, приказы Эйстерии выглядят безобидными шалостями, — говорила, а сама наносила крем на исполосованную кожу Маркуса, стараясь прикасаться как можно мягче, чтобы не добавлять неприятных ощущений сверх тех, что уже имелись. — Поверь, в каменоломнях рабы дольше пары месяцев не выживают. А у госпожи Эйстерии сможешь жить с комфортном, в роскошном доме. Более того, если ты ей понравишься, то у тебя появится и своя комната, и личная прислуга.
— То есть ты предлагаешь мне жить за счет ненормальной садистки, терпеть унижения, и все ради того, чтобы пожить в красивом домике с прислугой? Женщина, за кого ты меня принимаешь? — Маркус даже повернулся от возмущения, всем своим видом демонстрируя, насколько для него оскорбительна моя идея. — Я лучше погибну в каменоломне, чем буду перед кем-то ползать на коленях и выполнять чужие прихоти!
— Не крутись, дай домажу. И почему сразу жить? Я заметила, что ты очень хорошо умеешь находить подход к людям. И на рынке с торговцами, и Вира буквально за пол дня к себе расположил. Да и, чего греха таить, хороший ты мужчина. Упрямый, но хороший.
Маркус опять повернулся, но на этот раз лицо его сияло от улыбки.
— Ты тоже. Упрямая, но хорошая.
Ну вот, весь настрой сбил. Пришлось заново собираться с мыслями.
— Это я к чему? У тебя наверняка получится найти подход и к Эйстерии. Ты явно умеешь нравится женщинам. И верховодить ими. Уверена, не пройдет и недели, как ты подомнешь хозяйку под себя. Я ведь права? А там уже договоришься, чтобы, допустим, стать управляющим в ее доме. Или личным секретарем. Поваром.
— Женщина! — Маркус встал, не дав мне домазать спину до конца. — Ты меня слышишь? Мне без разницы в каком я буду статусе. Я не собираюсь никому прислуживать. Ни поваром, ни секретарем, никем!
— А лучше сдохнуть на руднике, да? — я тоже встала.
— Да!
— Дурак!
Видела, как с губ Маркуса было готово сорваться ответное ругательство, но сдержался. Смолчал.
— Ляг на лавку, надо еще твой зад намазать, — буркнула я.
— Сам намажу, — сейчас арамерец походил на взъерошенного воробья. Нахохлившийся, ершистый. — Я не собираюсь оставаться у Эйстерии.
— Маркус, — примирительно положила левую, не травмированную руку ему на плечо, — я все прекрасно понимаю. Но Эйстерия так просто своего не отдаст. Если она тебя выбрала, то тебе остается только смириться. Не получится у меня перевоспитать, отдаст в другой дом. В третий, четвертый. И в отличие от меня, владельцы других домов с рабами не церемонятся.
— Ты тоже пойми, — брюнет взял мою левую руку и поцеловал кончики пальцев, — мне не страшны пытки или смерть. Я и не такое видел на поле боя. Честь и гордость для меня в сто крат дороже. Поэтому, как я говорил еще во время прогулки, могу остаться, пока у тебя не появятся деньги, чтобы вернуть за меня задаток, а дальше — уж извини. Буду действовать по обстоятельствам. Я не собираюсь становиться чьим-то рабом. Мое место на войне, а не в покоях избалованных аристократок.
— И ты извини, но мне придется вновь отправить тебя в дисциплинарную. Мне нужны деньги Эйстерии в полном объеме.
Извинялась я вполне искренне. Мне действительно было жалко издеваться над Маркусом. Хороший нормальный мужчина, не злой, не агрессивный. Наоборот, и ужином вкусным накормил, и руку перевязал несмотря на то, что предшествовало моему вывиху. Любой другой озлобился бы после порки, а у этого хватило великодушия не отвечать злом на зло. Я его теперь даже больше стала уважать. И оттого еще меньше хотелось ломать этого гордого арамерца.
Но иначе нельзя. Даже если я дождусь заказов, пока деньги за них получу, пока то се. И это еще если дождусь.
Нет у меня другого выхода. Просто нет.
Маркус не сопротивлялся. Не злился. Похоже он и правда повидал на войне вещи пострашнее, раз так спокойно реагировал на наказания. Пороть его я больше не собиралась. Сила на него не действовала, убеждения тоже не помогли. Придется действовать иначе.
ГЛАВА 5
28 дней до визита Эйстерии
Я никогда не использовала этот метод, но видела, как это проделывала тетка. Раба фиксировали в раме, где ему приходилось стоять чуть ли
