Кошка Белого Графа - Кира Калинина
К счастью, раньше, чем мои мысли приняли совсем святотатственное направление, вернулась Агнета с миской овсяной каши. Миска была жестяная, гремучая, каша холодная, комковатая и не соленая, но с кусочками курятины. Р-рам! Я старалась есть аккуратно и на пол ошметков не ронять, а потом еще и донышко вылизала.
– Какая воспитанная киса, – восхитилась Агнета. – Не грусти, милая. Мы обязательно разыщем твоих хозяев.
Лучше отыщите мне мага, сведущего в тонкостях незримых миров!
Только, боюсь, у нас в Свеянске такого нет. Местные маги приставлены к делам земным, для жизни полезным. Чистка печных труб и городской канализации. Починка магических и полумагических аппаратов и приборов. Торговля мелкими дозволенными амулетами…
– Идем, Чернушка, – позвала Агнета. – Покажу, где ты будешь спать и службу свою исполнять.
– Понимаешь, – объясняла она, пока мы шагали по очередному коридору, – люди приходят к нам не только свадьбу играть или о ребеночке просить, но и за вещими снами.
Верно. И платят звонкой монетой. А чаще – шуршащими ассигнациями.
– Всякий храм – это ворота в незримые миры.
Перед нами возник проем в сумрачную комнату.
Ули понизила голос:
– Идем тихонько, не шумим! У господ, расположенных к исканиям в мире снов, чувствительная нервная организация. И тут ваша помощь просто незаменима.
Наша?
– Теплый кот-мурлыка под боком – наилучший проводник в мир снов.
Просторная комната, погруженная в таинственный по- лумрак, была разгорожена ширмами, из-за которых доносилось сонное сопение.
– Здесь у нас Мохнач с господином Легсоном, – еле слышный шепот и легкое движение руки в сторону одной из разгородок. – Там Лиса с госпожой Браннас.
Я чуяла кошку и кота – не оборотней, самых обычных. Кошка пахла кошкой, а кот – не совсем котом.
– Вот тут господин Шлафлос, – Агнета двигалась на цыпочках и говорила теперь одними губами. – Он у нас третью ночь проводит, все уснуть не может как следует, ворочается и ворочается.
За ширмой как раз послышалась возня, скрипы и шумный тоскливый вздох.
Агнета дождалась, когда все стихнет, и закончила:
– Видишь ли, чтобы воспринять волю богов, сон нужен глубокий, такой, что из пушки стреляй, не добудишься. А сонный порошок господину Шлафлосу нельзя – здоровье не позволяет. Прошу тебя, милая, помоги ему.
К чему она ведет, было ясно с самого начала. Так что я заранее села в сторонке и обернулась хвостом. Простите, ули, вы очень любезны, но в постель с чужим мужчиной я не лягу!
Разумеется, Агнета моего отказа не приняла. Когда это человек считался с кошкой?
Ули уговаривала меня, называла «кисонькой», «лапушкой» и тихонько подкрадывалась с явным намерением сцапать, а я переходила с места на место, не подпуская ее близко.
Надоест же ей когда-нибудь?
– Зр-ря упр-рямишься, – мурлыкнули из-за ширмы госпожи Браннас. – Смир-рись. Потом понр-равится.
Стало неловко. Да что я в самом деле? Трудно подыграть доброй женщине, которая взяла меня под крыло?
В руки не далась, сама вспрыгнула на высокое ложе и устроилась поверх стеганого одеяла в ногах у господина Шлафлоса. Он что-то проворчал в полусне и перевернулся на бок, не лягнув меня только потому, что я успела отпрянуть.
Агнета ласково поворковала у его изголовья, погладила меня и наконец удалилась.
– Добр-рая, – раздалось ей вслед непонятно откуда. – Но стр-ранная.
Я соскочила с постели и вышла осмотреться.
Комната вмещала дюжину миниатюрных спаленок, в каждой – кровать, тумбочка и напольная вешалка для одежды. Со стен сонно жмурились резные Свены и Свяны, под их полуприкрытыми веками тлели оранжевым крохотные лучезары. На лаковых ширмах были тонко выписаны сцены из жизни божественных супругов.
Из-за ширмы госпожи Браннас показалась рыжая кошка феранской породы – в меру пушистая, на ушах кисточки. Лиса, надо полагать.
– Чер-рная, – приветствовала она меня, взмахнув пышным, как у белки, хвостом. – Пойдем пр-роведаем.
И кошка нырнула за ширму господина Легсона.
Я не без опаски последовала за ней.
На кровати, точно такой, как у господина Шлафлоса, спал человек, а под боком у него возлежал здоровенный меховой шар с ушками.
– Смотр-ри, Мор-рда, – неучтиво обратилась к нему Лиса. – Пр-ривела. Чер-рная. Кр-расивая, пр-равда?
Пониже ушек у шара прорезались золотистые щелки.
– Кр-расивая, не кр-расивая, – проворчал шар и зевнул, явив розовую пасть с клыками. – Какая тепер-рь р-разница?
– Не гор-рюй, Мор-рда, – Лиса вскочила к нему на постель. – Я р-рядом.
Она принялась вылизывать лохматый мех, и ушки, и щелки глаз. При этом оба мурлыкали, рокотали на два голоса, словно пели дуэтом.
Я тоже села с краю – послушать.
– Р-рыбки бы, – жаловался Мохнач-Морда. – Кур-рочки. Зачем р-разбудили?
Во сне-то ему, горемыке, есть не хотелось. И вообще там, во сне, лучше, чем наяву.
– Пр-рисутствие, – объяснил кот. – Пр-риятно.
– Пр-равильно, – согласилась Лиса. – Говор-рят. Хор-рошо!
Пока я пыталась понять, что это может означать, кошка вдруг повернулась и лизнула меня в нос шершавым языком.
– Гр-рустная. Спи. Пр-росто спи.
И сама пристроила голову на необъятный пушистый бок Мохнача.
– Спасибо, – пробормотала я. – Я тут где-нибудь р-рядышком…
Тьфу ты, сама по-кошачьи урчать начала!
Стоило немного успокоиться и почувствовать себя в безопасности, как могильной плитой навалилась усталость. Я выбрала себе пустую спаленку подальше от остальных, вскарабкалась на незастеленную кровать и утонула в перинах. Было тепло и уютно, каша с курочкой, о которой грезил бедный Мохнач, наполняла живот приятной тяжестью, но сон не шел. Мысли крутились вокруг вчерашней ночи и сегодняшнего утра, на душе становилось все чернее и горше.
Чтобы отвлечься, я стала вспоминать сказки Старой Хель о мире богов и мире снов.
Старая Хель жила в двух кварталах от нас и каждый вечер читала внуку сказки из книг с такими потертыми переплетами, что названий не разберешь. Сказки были известные, но рассказывались всегда не так, как я привыкла. То ли книги у Хель были какие-то особенные, то ли она выдумывала на ходу.
– Наш мир для богов, что для нас садовый пруд, так же мал и мелок, а мы для них вроде рыбок в том пруду. Живем себе среди водорослей, ила и лягушат, ведать не ведаем, как снаружи все устроено, и о том, что там творится, судим лишь по ряби на воде.
Я закрыла глаза и увидела Хель сидящей в старом кресле у камелька: на носу круглые маленькие очки, на коленях раскрытый том. Говорят, в молодости Хель играла на сцене. Голос у нее и сейчас был звучный, читала она с выражением, и с ветки у окна я четко слышала каждое слово:
– Рыбы
