Помни о русалке - Х. П. Мэллори

Я дрожу и отступаю, пока мои ноги снова не находят теплый, сухой песок. Не знаю, как долго я остаюсь в таком состоянии, глядя на кристально голубую воду вдоль линии, пока она не исчезает вдали, почти плавно сливаясь с безоблачным голубым небом. Это так умиротворяюще, и мне хочется погрузиться в этот момент навсегда.

Без проблем. Только солнце, прилив и ошеломляющая красота всего этого.

Затем голос зовет меня по имени издалека.

Мужской голос.

Я поворачиваюсь и вижу Сойера, идущего по песку.

— Привет, — мягко говорит он, махая рукой и подходя ко мне. Его волосы развеваются на океанском бризе, и я не могу не заметить, какой он невероятно красивый. — Не думал, что найду тебя здесь.

Между нами висит невысказанный конец его фразы. Не после того, что случилось.

— Это мое место для размышлений, — отвечаю я, пожимая плечами, — и я не могу позволить Каллену отнять это у меня.

Он задумчиво хмыкает, засовывая руки глубоко в карманы шорт. На нем футболка, которая облегает его широкие плечи и сужается вместе с узкой талией. Его свободные шорты идеально облегают стройные бедра и никак не скрывают выпуклости его хорошо выраженного зада. Несмотря на красоту его фигуры, я все еще замечаю множество синяков по всему его телу.

— Где дети? — спрашиваю я, глядя мимо него. Я ожидаю увидеть их у каменных луж, плещущихся в пенящейся воде, но Хизер и Тейлора нигде не видно. Именно тогда я понимаю, как сильно скучаю по их улыбающимся, счастливым лицам.

Сойер вздыхает и позволяет плечам расслабиться, его руки засунуты в карманы шорт, будто он не знает, что с ними делать. Он вдруг выглядит измученным. Я не знаю, как я не замечала их раньше, но теперь я вижу тени у его глаз, как синяки, и на его щеках впалость, которая более выражена, чем неделю назад. Однако когда его улыбка возвращается, он выглядит как Сойер, которого я так хорошо знаю.

— Они ненадолго с другом.

— О?

Он кивает.

— Вообще — то я собирался повидаться с тобой.

Мой желудок переворачивается, и кровь приливает к щекам, окрашивая мое лицо в розовый цвет, хотя я не знаю, почему. В общем, Сойер всегда заставляет меня чувствовать себя немного неловко, даже нервно. И это чувство, кажется, более выражено в последнее время.

— Зачем? — спрашиваю я, пытаясь казаться небрежной, но уверена, что он слышит частый стук моего сердца о ребра, потому что в моих ушах он почти оглушает.

Он делает паузу, затем глубоко выдыхает, прежде чем снова вдохнуть. Я даю ему время подобрать нужные слова. Посейдон знает, что в последнее время мне самой не удавалось их раскопать.

Когда он, наконец, смотрит на меня, его глаза так прекрасны, что мне вдруг становится трудно дышать.

— Потому что мне нужно тебе кое — что сказать.

Если бы не ветер с океана, выражение его лица заставило бы меня растаять прямо в песок. Моя тревога угрожает взять верх надо мной, и я скрещиваю руки, чувствуя тонкую дрожь нервозности по всей коже.

— Что — то хорошее или что — то плохое?

Я помню последний раз, когда Каллен встал между мной и Сойером, когда я была вынуждена раскрыть правду о том, кто и что я такое. Мои мысли крутятся в голове, воспоминания наталкиваются на опасения по поводу того, что он собирается сказать дальше.

Он собирается сказать мне, что ему нужно место? А, может, мы больше не можем быть друзьями?

Последняя мысль причиняет мне боль больше всего, и я сглатываю сопутствующий ком в горле. Я не хочу терять его — будь то друг или что — то большее.

Когда он смотрит на меня, его взгляд не колеблется и не насторожен. Нет, что — то мягкое и доброе остается там, его глаза сверкают, когда он протягивает руку, чтобы сжать мою ладонь. Его губы складываются в мягкую и почти застенчивую улыбку, и это выражение успокаивает хаотичное биение моего сердца.

— Я думал о нас.

Я делаю глубокий вдох.

— Нас? — повторяю я. Все во мне дрожит. Я не знала, что есть «мы», но теперь, когда появилась такая возможность, я хочу знать больше.

— Да… кем бы мы ни были… — наступает его очередь сделать глубокий вдох, и после того, как он это делает, он смотрит на океан и, кажется, на несколько секунд погружается в свои мысли. Когда он снова поворачивается ко мне, он тяжело сглатывает. — С тех пор, как я узнал правду о том, кто ты, я был несправедлив к тебе, Ева, и ты не заслуживаешь того, как я с тобой обращался, — он кивает, делая паузу, и кажется, что ему трудно сказать мне остальное. — У тебя были веские причины скрывать от меня правду, и я бы не поверил тебе, даже если бы ты была честной с самого начала. Как бы прошел этот разговор?

Он смеется, и я смеюсь вместе с ним, чувствуя внезапную потребность взять его за руку — я просто хочу почувствовать его тепло. Но я этого не делаю.

— Я не могу представить, что все прошло бы хорошо.

Он кивает.

— Точно.

Потом снова замолкает и смотрит на горизонт, как бы пытаясь набраться смелости, чтобы продолжить разговор. Мое сердце начинает колотиться, а дыхание становится коротким, прерывистым.

— И? — спрашиваю я, не совсем понимая, куда он клонит.

— И, — продолжает он, улыбаясь мне сверху вниз, будто только что вспомнил, что я стою рядом с ним. — Думаю, нам стоит начать сначала.

Я не совсем понимаю, что он имеет в виду.

Он выпрямляется во весь свой рост, что достаточно существенно, чтобы возвышаться надо мной, и широко улыбается, говоря:

— Привет, меня зовут Сойер, — затем он протягивает руку.

Я не могу сдержать улыбку в ответ, когда беру его за руку, и моя, кажется, теряется, кажется крохотной по сравнению с его большой и мозолистой ладонью, которая к тому же такая теплая.

— Меня зовут Ева.

— Приятно познакомиться, Ева, — продолжает он с той мальчишеской улыбкой, которая захватывает меня до глубины души. — Я механик в Шелл — Харборе, и у меня двое детей, — он делает паузу, ухмыляясь мне. — Чем занимаешься?

— О, — отвечаю я и стараюсь не смеяться, потому что