Золушка в кедах - Алексей Калинин
— Не, я на такой развод не подписывался. Пусть одна чешет, а я рядом где-нибудь потрусь.
Он не хочет со мной идти?
Вот же вредина!
Да я сама не пальцем деланная!
— Я тоже с ним не хочу идти. В самом деле, давайте я пойду одна? Дадите мне какой-нибудь порошок, и я околдую Анатолия, — я поддержала возглас Игоря.
Галина Кирилловна хмыкнула и покачала головой. Она вышла из-за стола и приблизилась к платяному шкафу в соседней комнате:
— Ты сможешь говорить нормально, только если он будет рядом. А сейчас хватит пререкаться, ты поедешь домой, а вот завтра отправишься на эту, самую… вечеруху. Игорь отвези её. Не смотри так — из-за тебя мы стараемся исправить оплошность. И побудешь возле её дома, чтобы она смогла нормально объясниться с родными. А завтра мы соберем вас на праздник. Вот как раз и платье к случаю подойдет.
Галина Кирилловна извлекла на свет произведение портного искусства. Я почувствовала, что волосы встали дыбом, будто схватилась за металлические шарики электроскопа. Похоже, что бал будет тот ещё…
Глава 5
«— Где ты вчера ночью была?
— По району гуляла.
— Он же неблагополучный!
— Ещё какой благополучный!
Смотри — два айфона и цепура.»
Народное творчество
— Почему ты не отвечала на звонки? — нахмурился сидящий в кресле отец, когда я показалась на пороге квартиры.
Я озадаченно полезла в сумочку и ахнула — на табло было около восьмидесяти пропущенных вызовов. Причем не только от отца и подруг, но также и от заведующей отделением.
Похоже, что в полицейском отделении телефон поставили на беззвучный режим. Ух, гады какие, надо было пнуть дежурного, пока он красовался статуей посреди помещения.
Или это сказывается проклятье? Скорее всего это именно второй вариант.
— Па-а-а, я телефон нечаянно поставила на беззвучный. Прости, пожалуйста, если сильно волновался. Со мной всё в порядке, я у Тани была, — я попыталась сделать глаза кота в сапогах из мультфильма «Шрек».
— Я звонил Тане, она сказала, что не видела тебя со вчерашнего дня. И на экзамен ты не пришла. Позволь поинтересоваться — где ты была весь день?
Ой, как стыдно… Я вспомнила, когда в последний раз ощущала себя такой виноватой. В шесть лет я нечаянно разбила вазу и сказала, что это сделала кошка Муся. Отец тогда посмотрел на меня тем же укоризненным взглядом, которым смотрит сейчас. И точно также у эркера стояло синее кресло, и точно также лежал на полу турецкий красно-желтый ковер, а возле тумбочки телевизора вылизывалась кошка Муся.
Сестры с мачехой умчались на фитнес, поэтому дозу подколок и оскорблений я получу только вечером, а вот отцу отвечать нужно прямо сейчас. Хорошо ещё, что возле подъезда остался сидеть Игорек, и можно нормально всё объяснить…
Нормально?
Объяснить нормально, что меня прокляли и теперь я должна буду получить от Анатолия Костюмова поцелуй любви, чтобы проклятия потеряли силу? И где я буду вместо Кипра? В сумасшедшем доме, рядом с веселыми обитателями? Нет, это не очень хорошая мысль. Пожалуй, случай с волшебниками стоит опустить.
— Пап, я честно пошла на экзамен. Почти дошла, когда стала свидетельницей преступления. Молодой человек обокрал майора ГИБДД, а меня взяли для дачи показаний. Ты же знаешь, как долго в полиции мусолят. Папочка, я не хотела тебя волновать. Честно-честно.
Так себе оправдание, но в этот момент оно казалось мне единственно верным. Вроде бы и не соврала, а вроде и не всю правду сказала.
Папа покачал головой. Его седая грива начала особенно отчетливо белеть с того момента, как он вышел из ЗАГСа под ручку с Ларисой Михайловной. Похоже, что его новая жена из породы энергетических вампиров, которые высасывают жертву досуха и бросают сморщенную оболочку. Я и в самом деле помнила своего отца живым и веселым здоровяком в расцвете лет, а не таким постаревшим и обрюзгшим.
— Олеся, могла бы и позвонить… Значит, говоришь, майора ГИБДД обокрали? — как и каждый автовладелец, папа недолюбливал людей с жезлами и свистками. — А много украли?
— Сорок пять тысяч, — я ляпнула первое, что пришло в голову.
— Хм, немаленькая сумма. Но майор вряд ли огорчился. Он себе «волшебной палочкой» ещё наштампует. А как с экзаменом? Что будешь делать?
А что можно сделать в техникуме, где ребятам ставят зачет только за то, что они пришли на экзамен?
— Пап, завтра позвоню заведующей отделением и объясню ситуацию. Думаю, что она пойдет мне на встречу.
— Хорошо, милая. Ужинать будешь? Я могу картошки пожарить.
— Сиди, пап, я сейчас сама всё сделаю, — я улыбнулась и передала в руки отца пульт от телевизора.
Если бы можно было рассказать отцу, что он напрасно женился на мачехе, которая вовсе не умела готовить… Да что там готовить — она и убираться-то всегда заставляла меня. Если бы можно было выгнать вредную троицу из дома, то мы зажили бы с отцом весело и счастливо.
Но Сергей Васильевич почему-то придерживался того мнения, что дочери нужна мать, и терпел редкие заскоки своей благоверной. При нем Лариса Михайловна не так третировала падчерицу и нечасто показывала свою гнилую сущность.
Так думала я, пока чистила картошку, резала овощи для салата и заваривала чай. Скоро должны вернуться «фитнес-няшки» и нужно успеть к их приходу, чтобы не нарваться на лишние полчаса бурчания.
Я иногда поглядывала в окно, где возле подъезда сидел Игорь и ковырялся в телефоне. Он ждал сообщения для отправки домой.
По дороге от дома Грюзельдины машины такси ломались три раза. Причем автомобили с шашечками каждый раз вставали по одинаковой причине — они просто глохли. Водители выходили, копались под капотом, но в итоге разводили руками и отдавали часть денег за проезд. Третья машина встала всего в полукилометре от дома, поэтому я решила пройтись пешком. Хмурый Игорь составлял компанию.
Старушки же решили отметить примирение, и я видела, как Грюзельдина украдкой достала бутылочку с темно-вишневой жидкостью. В тот момент я ещё успела подумать, что не только несчастия приношу, но и доставила этим двум родственным душам радость примирения.
Ну да, если не ситуация с проклятиями, то неизвестно — сколько ещё времени старушки обижались бы друг на друга. Так порой даже родственным душам тяжело сделать шаг навстречу, а что говорить о двоюродных сестрах.
Игорь не бурчал. Он вообще старался помалкивать, никак не привыкнув к приобретенному свойству речи. На мои вопросы лишь неопределенно мычал,
