Королевская кровь 11. Чужие боги - Ирина Владимировна Котова
Матвей увидел, как с одного из тха-охонгов спускается бородатый иномирянин, одетый куда богаче остальных. Он что-то крикнул своим, указывая на Дмитро и Матвея, и к ним бросились враги. Ситников выругался, выставил перед охраной с огнеметами слабый щит, накрывая и себя, и храм. Нападающие натыкались на него, непонимающе и зло орали, палили из пистолетов. На помощь им двинулся огромный тха-охонг, повинуясь приказу бородатого командира иномирян. Боднул защиту, визжа от пламени огнеметов, но не отступая, ударил по ней лезвиями – и Матвей снова выругался. Еще удар-два, и провалится.
Зашагали к щиту еще несколько инсектоидов. Остальные выстраивались в боевые порядки, звучали рога – весь берег озера со стороны храма кишел тха-охонгами.
Обезумевшие люди бежали со стороны Менска, тормозили под щитом при виде инсектоидов, кто-то пытался забежать обратно, натыкаясь на своих. Были там и младые и старые, и женщины и мужчины. На команды охраны, злые просьбы Дмитро они не реагировали. Матвей не мог говорить, и никак не получалось выбрать момент, чтобы в портале никого не было, чтобы его схлопнуть.
– Маги! – на плохом рудложском крикнул бородатый иномирянин на первом тха-охонге. – Сдавайтесь! Мы вас не тронуть! Сдавайтесь и мы отпустить всех людей!
Перед глазами у Ситникова замелькали красные пятна. Маленький алтарный камень начал трескаться. У Димки, удерживающего переход, потекла из носа кровь, и Матвей тоже почувствовал на лице горячее. В ушах шумело, люди все бежали…
Внезапно вынырнувшая из-за храма матушка Ксения вдруг расставила руки и пошла к переходу, как наседка, загоняющая цыплят.
– Нельзя! Умрете! Умрете!
Неизвестно, удалось ли ей остановить людей, потому что заверещал, как циркулярная пила, инсектоид, снова ударил, почти уничтожив щит, ударил второй тха-охонг, третий – и в этот же момент рассыпался камень и схлопнулся проход. Ни Димке, ни Матвею не дали упасть – настоятельница подхватила их под руки и потянула к храму. За ними под выстрелами бежали охранники, плюясь огнем – и тха-охонги вставали на задние лапы, визжали, пытаясь сбить пламя, отступали и наступали снова. Двое столкнулись, перекрыв берег и позволив выиграть время.
У входа магов перехватил майор Вершинин, окинув злым взглядом, неаристократично сплюнул.
– Все к хутору!
– Сейчас, – просипел Матвей, вцепившись в стену храма, и бросил в сторону тха-охонгов самый простой плоский щит. Пока догадаются обойти, пройдет еще минута – две.
Отряд побежал к дороге. Матвея шатало. Лицо Димки, испачканное кровью, было бледным.
– Может, вернемся в храм? – запыхавшись, крикнула настоятельница. – За стены я их не пущу! И надо сообщить властям!
– Я уже сообщил, – проорал Вершинин в ответ. – Нельзя в храм. Этот молодчик, – он мотнул головой в сторону Матвея, – должен спать в бункере.
Лопнул щит. Они бежали меж домов, из которых то и дело выскальзывали местные жители. Задержался один из автобусов, который подбирал бегущих на ходу. В заднюю дверь запрыгнул Вершинин, завалился Матвей, затащили Димку, военные помогли забраться матушке Ксении.
Люди лежали на полу, сзади стреляли иномиряне, набирали скорость тха-охонги.
– К хутору! – приказал Вершинин водителю, и тот надавил на газ.
* * *Тиодхар Тенш-мин, волей императора и богов посланный захватывать юг страны под названием Рудлог, ныне находился недалеко от Менска, ожидая, когда раскинувшаяся дугой на несколько дневных переходов его армия продвинется дальше. И когда ему доложили, что в городке маги выводят местных жителей через волшебные врата в селение недалеко от столицы, он не стал скрывать удовлетворения.
Это был крепкий, невысокий и плотный мужчина, которого можно было даже назвать грузным, если бы не развитые мышцы и уверенность движений. Его тяжелое квадратное лицо всегда было почти неподвижно, разноцветные глаза казались чуть сощуренными, словно он всматривался в собеседника. Генерал не был чужд роскоши, любил женщин, носил богатую, расшитую драгоценностями одежду и повязки на начавших седеть волосах, хлестал вино, но при этом был цепким бойцом и отличным стратегом. Вне советов и сражений предпочитал молчать, и подчиненные научились угадывать его желания по повороту головы или движению губ.
Он мог спать и на голой земле, но предпочитал останавливаться в захваченных домах местных аристократов. Генералу нравилось удобство жизни в этом мире.
– Император не смог порадовать богов, – сказал он тха-норам, которых собрал после доклада связного о Менске. – Но это можем сделать мы.
Боги не уберегли императора, но старому хищнику давно пора было вскрыть горло. Тенш-мин с удовольствием сделал бы это сам, если бы Итхир-Кас не был одним из тех немногих людей, которых генерал опасался. Зато теперь у него были развязаны руки. Пусть мальчишки Ренх-сат и Манк-теш загрызут друг друга за никому не нужный уже трон и Анлин-Кас. Тенш-мин же в это время быстро захватит столицу самой большой страны в новом мире, возьмет в жены правительницу-колдунью и сам станет правителем. И уже после этого додавит остатки вражеской армии. Тогда и боги будут к нему благосклонны.
Если же колдунья будет сопротивляться – подчинит её мысли. Пусть сила его была не так велика, как у Итхир-Каса, но он тоже был потомком первых воинов, спустившихся с богами с небес, и оттого умел заставлять людей делать так, как нужно. А не выйдет – посадит на цепь. Оковы и плеть работают не хуже мысленного подчинения.
Портреты колдуньи встречались в захваченных городах слишком часто, и Тенш-мин даже смягчался, разглядывая светлые глаза и белые волосы, и признавал, что владеть такой добычей не хуже, чем сотней тысяч сундуков с золотом. Она не казалась способной на сопротивление, а значит подчинится и нарожает ему сыновей в искупление за смерть старшего. И будет покорной женой.
Тенш-мин знал, что у колдуньи есть муж и дети, но их участь была решена, и они его не волновали.
– Воины этого мира слишком мягкосердечны, оттого слабы, и возможность, подобная нынешней, должна была рано или поздно появиться, – продолжал он свою речь. Тха-норы почтительно внимали, поднося ко ртам чаши с вином. Они понимали, о чем он говорит.
Воины здесь были чувствительны, как бабы, жители – болтливы. Лазутчикам, переодетым в местную одежду и знающим язык, даже не нужно было расспрашивать местных: разговоры о том, что беженцев выводят через волшебные врата, а затем вывозят в столицу, что выведут обязательно всех, звучали и в храмах, и на вяло действующих рынках, и в очередях за продуктами и водой.
Тенш-мин за свои сорок пять лет ни разу не упустил возможности победить. Но он не был бы победителем, если бы только ждал возможностей.
