Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн
Даже кони замирают, остановившись посреди тёмной дороги.
— Тебе сказал это король тех стервятников? — говорит, наконец, Таво. — Потому что на самом деле…
Лор, должно быть, начинает показывать ему то, что было на самом деле, потому что глаза Таво становятся остекленевшими. Как и у Данте с Габриэлем.
— У каждой монеты есть две стороны, корво, — бормочет Таво, отчего уши его коня дёргаются туда-сюда.
— Если то, что ты нам показал, правда…
Лунный свет, проникающий сквозь деревья, освещает лицо Габриэля, которое неожиданно становится бледным.
— Если Марко…
Таво выбрасывает руку в воздух.
— Марко, может, и импульсивный, но если бы он обезглавил своего собственного отца, об этом бы узнали.
— Разве? — зрачки Данте расширяются, перекрыв голубую радужку. — Лазарус однажды сказал мне… — говорит он тихо. Так тихо. — … что мой отец хотел заключить мир с воронами.
Он облизывает губы.
— И что Марко не позволил ему совершить традиционный фейский обряд при погребении нашего отца. Вместо этого мой брат сжёг труп моего отца прямо на месте, в Раксе.
Габриэль резко вдыхает, потревожив бледные прядки, обрамляющие его лицо.
— Потому что лекарь смог бы понять, что стало причиной смертельной раны.
— Твою мать.
Впервые в жизни Таво выглядит напуганным.
— Своего собственного отца. Вашего отца.
Я разворачиваюсь в седле.
— Мне жаль, Данте.
Он принимает мои соболезнования кивком головы.
— Давайте найдём место для ночлега. По горным дорогам слишком опасно путешествовать в темноте.
Почти без понуканий, Ропот припускает бегом. Через две улицы мы наталкиваемся на двухэтажное строение, в котором горит свет, несмотря на поздний час. Слова «ТАВЕРНА МОРЕ» выложены ракушками над дверью. Таверна у моря кажется идеальным местом для отдыха.
Данте отпускает поводья.
— Габриэль, спусти Фэллон.
— Мне не нужна помощь.
Таво спрыгивает со своего коня.
— Планируешь слететь вниз?
Я показываю ему средний палец, перекидываю ногу через шею Ропота, спрыгиваю и оказываюсь на земле в виде бархатной кучи.
Он улыбается.
Боги, как же я его ненавижу.
Внимание Габриэля устремлено на небо.
— Все это время он летел за нами?
— А ты как думал?
Данте кивает в сторону склеенных ракушек, рядом с которыми дымное облако распадается на три отдельные части.
Я уже несколько часов не разговаривала с Лорканом, и хотя мой гнев не испарился, есть кое-что, что очень меня беспокоит и не даёт мне злиться на него дальше.
«Ты можешь превращаться в человека?»
«Да».
Я вспоминаю о руках, которые чувствовала на своей спине прошлой ночью.
«А ты уже перевоплощался в него ранее?»
«Мне нужны все пять воронов, чтобы моя плоть обрела форму».
Я не могу удержаться и морщу нос.
«То есть, если ты сейчас это сделаешь, то я увижу твои внутренности?»
Нашу связь сотрясает смешок.
«Не внутренности. Только тень, которая становится всё плотнее с каждым новым вороном».
— Не хочешь поделиться тем, что он тебе рассказывает? — спрашивает Данте.
«Не рассказывай ему о том, что ты можешь проникать в моё сознание, хорошо?»
Я начинаю пожевывать губу, задумавшись над тем, почему мне нужно держать это в секрете, ведь Данте и его друзья теперь часть нашей команды, но подозреваю, что Морр… Лор имеет на то вескую причину.
«Моррлор? Звучит мило».
«Смотри не привыкни. Я пытаюсь не называть тебя «вашим величеством», но ты ведь знаешь пословицу о старых привычках».
«И что это за пословица? Просвети меня».
«Что они похожи на пергамент, брошенный в воду… им тоже требуется некоторое время, чтобы утонуть».
— Они, наверное, что-то замышляют против нас.
Таво пытается отвести Ропота к ложбине, но мой конь отказывается идти за солдатами фейри.
— Тебе определенно стоит спать сегодня вполглаза.
Я забираю у него поводья.
От моего подкола его янтарные радужки слегка темнеют.
— Если со мной что-нибудь случится, — медленно произносит Данте низким голосом. — Он больше никогда не будет ходить по этой земле.
Я хмурюсь. Он имеет в виду, что прикажет мне перестать оживлять воронов Лоркана?
«Не прикажет», — глубокий голос Лоркана ласкает мой разум, точно рука в бархатной перчатке.
«Он посадит меня в тюрьму?»
Когда ворон не отвечает мне, я смотрю на Данте, который вытирает подошвы своих сапог о половик.
— И как ты меня остановишь, Данте?
Его взгляд задерживается на жёстком коврике у него под ногами.
— Я надеюсь, что клятвы будет достаточно.
Вместо того чтобы рассказать ему, что клятвы не остаются на моей коже, я спрашиваю:
— Ты надеешься?
Он вздыхает.
— Фэл, не заставляй меня говорить это вслух. Это только тебя разозлит, а ты и так уже в скверном настроении.
Мои глаза широко раскрываются одновременно с моим ртом. Неужели он хочет сказать… сказать?..
— Ты меня убьешь?
— Я бы предпочёл этого не делать, но моё королевство…
Я поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать.
Данте готов меня убить.
Убить!
Мой гнев теперь направлен не на ворона, а на фейри, затем снова на ворона, который всё это начал, после чего я снова направляю его на фейри, который недостаточно сильно меня любит, раз уж готов лишить меня жизни.
Данте продолжает чистить свои сапоги. Но что ему на самом деле стоило бы почистить, так это его холодное-холодное сердце, потому что часть его личности полностью потеряла для меня свой блеск.
В ужасном настроении я привязываю Ропота у ложбины с водой с другой стороны таверны, после чего провожу пальцем по ключицам, и он становится тёмно-коричневого цвета. Не то, чтобы меня сейчас заботило, что обо мне подумают, но я запускаю руку в волосы и вытряхиваю из них песок.
— Что будем про себя рассказывать? — Габриэль кладёт руку на дверную ручку, которую уже готов повернуть.
Данте отряхивает мокрые рукава своего плаща, а затем брюки.
— Мы едем домой.
Таво склоняет голову и осматривает меня.
— Что насчёт заложницы? Должны ли нас с ней видеть?
Глаза Данте становятся жёсткими, как мрамор, когда он смотрит в мою сторону; а мои — ещё жестче.
— Марко попросил меня за ней присматривать, так что если нас с ней увидят — нам это на руку.
— Не знаю, какие у вас там планы, — Таво расталкивает своих друзей и проходит вперёд, — но мне надоело стоять на половике. Я хочу поесть, помыться и ещё девку. Я слышал, они здесь красивее. Экзотичнее.
Он играет бровями, после чего открывает дверь плечом.
Запах, который доносится оттуда, в нормальной жизни мог бы заставить мои высохшие внутренности потребовать еды, но сейчас они закручены в такое большое количество узлов, что даже не урчат.
В отличие от своего друга-грубияна, Габриэль
