Багряный декаданс (СИ) - Анастасия Солнцева
От этого стало сильно не по себе, но картина… картина меня заинтересовала. Поднявшись и шатаясь, словно пьяная, я подошла, упала на колени рядом и приподняла обрамленный в тяжелую раму холст.
Картина обладала собственной индивидуальностью, это чувствовалось с первого взгляда. Удивительное цветовое звучание притягивало и не отпускало. В особенности впечатляло небо, затянутое тучами, такими, которые приходят исключительно летом, чтобы пролиться на жаждущую землю теплым грибным дождем. Сквозь эти уже убегающие куда-то за пределы картины тучи, — а мастеру удивительно точно удалось передать их постоянную динамику и стремительность, — прорывалось небо василькового цвета, такого глубокого, что в него, казалось, можно провалиться. Солнце стояло в зените, постепенно выплывая из-за туч, что определялось по струящемуся только с одной стороны картины золотистому цвету. Справа вырисовывались серые очертания примыкающих друг к другу гор, к которым бежала немного размокшая, типично деревенская тропа, поблескивающая влагой. По тропе, приподняв длинный подол, шла девушка. И опять — практически невозможный в своем великолепии художественный прием автора, создающий впечатление, будто смотришь не на холст, а сквозь него, заглядывая в момент, который видел художник, когда творил. Длинные черные волосы главной героини картины, достигали поясницы и развевались на ветру. Часть рукава съехала вниз, обнажая гладкое плечо. Лицо, кажущееся знакомым, было чуть опущено вниз, словно девушка рассматривала дорогу, но черты её оставались отчетливо прорисованными. Черты, которыми невозможно не залюбоваться.
— Это кажется знакомым…, - зашептали мои онемевшие губы. Картина, изображение в целом, воспринималась не как точно писанный с натуры этюд или произвольное сочинение, а как воспроизведенная реальность, смазанное воспоминание. Воспоминание, которое мы с автором делили на двоих. И о котором я ничего не знала.
— Отойди, — приказал Сатус, приближаясь.
Я не сдвинулась с места, а потому он раздраженно вздохнул, схватил меня за плечи, поднял, как куклу, встряхнув мимоходом, а после поставил рядом с собой.
Наклонился, легко, одной рукой поднял то, что я не смогла поднять и двумя, потому что рама была цельной.
— Кто эта женщина? — не удержалась я от вопроса.
— Моя тетя, — ответил Сатус сдержанно, рассматривая полотно с такой тщательностью, будто проверял, не повредилось ли оно. После он вернул картину обратно на стену, любовно приладив на место.
— Я слышала, что она умерла, — мне стало отчего-то очень грустно, и я не могла с точностью сказать, откуда взялась эта грусть, ведь женщина была мне не знакома. Как можно грустить по кому-то, кого ты никогда не знал? — Сгорела. Но разве демон может сгореть?
— Может, — сухо ответил принц, рассматривая полотно. — Не весь огонь одинаков. Даже демон погибнет, если окажется в огне, который не может контролировать. Это и случилось с моей тетей… Она оказалась там, где не должна была и погибла… вместо кого-то другого.
— А кто… кто написал эту картину? — сердце забилось быстрее.
— Ты его знаешь, — ответил Кан, отставляя пустой бокал и направляясь к нам. — Это Шейн.
И он прошелся между нами, задев плечом край только что установленной картины. Не знаю, на чем она крепилась, но незначительного столкновения с плечом Кана оказалось достаточно, чтобы с рама грохотом рухнула вниз.
— Вот же… шушваль! — совсем не раздосадовано воскликнул Кан. — Прости, — с ехидной улыбкой обратился он к другу. — Кажется, я уронил твою тетю.
Сатус ничего не ответил, лишь мышцы на лице напряглись сильнее, делая его старше, стирая будто ластиком черты юного парня и показывая мужчину.
В гробовой тишине подняв полотно, он понес его в угол, туда, где остался лежать на табуретке местный аналог лютни.
Не успела я сообразить в чем дело, как Кан, воспользовавшись тем, что Тай на нас не смотрит, притянул меня к себе и зашептал:
— Тебе надо бежать, — я сжалась в комок, как громом пораженная таким заявлением. Бежать? А куда? И главное — зачем? Ведь от принца сбежать возможно только в одном случае — если он это позволит, решив поиграть в кошки-мышки. Мышкой была я, это, так сказать, моя утвержденная роль. А Тай был кошкой, любезной ровно настолько, насколько ему этого хотелось в каждый конкретный момент. — Сократ ждет тебя внизу, у выхода. Поспеши!
И одним размашистым толчком меня втолкнули в сосредоточение продолжающего шевелиться, ползать прямо по воздуху мрака, живущего какой-то своей собственной жизнью.
Я успела лишь непроизвольно задержать дыхание, мысленно приготовившись к тому, что в меня воткнется если не стекло, то какой-нибудь томагавк точно, который швырнет беглянке вдогонку быстро прозревший Сатус.
Но… ничего не произошло, за исключением того, что тьма сжалась вокруг меня, а после вытолкнула… и прямо в воду.
Я обнаружила саму себя в искусственном пруду. Вокруг меня плавали фиолетово-голубые рыбки, бодро дергая раздвоенными хвостами и недовольно пуча глаза. Над головой простиралось ночное небо. Рядом шуршали и жужжали какие-то механизмы, которые тянулись из водоема по земле куда-то в сторону, напоминая своеобразную систему водозабора.
Отплевываясь и стряхивая капли с лица, я дошла до края водоема, который у берега был совсем мелким, и выбралась на травку. Оглянувшись по сторонам увидела взгорок, на котором не росло ни цветочка, ни травинки, зато имелся обозначенный каменной грубой аркой вход, которого по сути не было, потому что за аркой клубилась уже знакомая мне живая чернота. На всякий случай отползла еще на несколько метров, а потом подняла голову и застыла от изумления.
Надо мной возвышался дворец. Впечатляющим он был настолько, что подобрать слова для описания в тот момент показалось непосильной задачей.
Конечно, я уже видела его снаружи и не раз, но всегда только с одной стороны, откуда мне открывалась лишь небольшая его часть.
Сейчас же я поняла, что он — невозможно огромен.
Размах, колорит и великолепие…
И все же за вычурностью образов пряталась жестокость, а еще мрачное и надменное превосходство власти. Дворец был монументален, но не до конца естественен. Создавалось впечатление, будто за красивой внушительностью силы находился второй слой, и вот там… было поинтереснее. Но что поинтереснее я могла лишь догадываться, потому что, скорее всего, нужно было быть демоном и смотреть на него демонскими глазами, чтобы увидеть все по-настоящему. Увидеть его таким, каким он был.
Дворец стоял на вершине самого высокого пологого холма в окружении холмов поменьше. А внизу, у подножия, раскинулся подсвеченный магическими разноцветными огнями город, столица Аттеры, империи демонов.
— Где же Сократ? — прошептала я вслух и вздрогнула, испугавшись звука собственного голоса.
Единственная дорога, которая
