Дж. Уорд - Освобождённая возлюбленная

Повесив трубку, он посмотрел через стол. Брови Голдберга покорили высоты его лба.

— Хорошие новости. О моей лошади.

И эта пара бровей взлетела ещё выше:

— Не узнал, что у тебя есть лошадь.

— Её зовут Глори. Она породистая.

— Ого. Ничего себе.

— Я люблю скачки.

— Не знал об этом.

— Да.

На этом разговор о личном закончился. И Мэнни понял, как много они говорили о работе. В больнице они с Голдбергом часами трепались о пациентах, персонале и управлении отделением. Сейчас? Им почти нечего было сказать друг другу.

И всё же он сидел напротив очень хорошего мужчины… который, возможно, станет следующим главой хирургии в больнице Святого Франциска. Совет директоров, конечно, проведёт поиски национальных масштабов, но выберут именно Голдберга, потому что другие хирурги, пугливые, предпочитавшие стабильность, знали его и доверяли ему. И им следовало. Голдберг блистал техникой в операционной, был подкованным руководителем и даже более сдержанным, чем сам Мэнни.

— Ты прекрасно справишься, — сказал Мэнни.

— Что… ох. Это ведь временно, пока ты… знаешь, не вернёшься.

Парень, казалось, верил в это, что было проявлением его доброй натуры.

— Ну, да.

Мэнни поёрзал на стуле, и, по-другому скрестив ноги, огляделся… и увидел трёх девушек напротив. Им было по восемнадцать или около того, и, как только он встретился с ними взглядом, они захихикали и опустили головы, будто бы не пялились на него.

Испытывая такие же чувства, как в спортзале, Мэнни перепроверил себя. Неа. Всё ещё совсем не голый. Какого чёрта…

Когда он поднял взгляд, одна из них встала на ноги и подошла к нему:

— Привет. Моя подруга считает тебя горячим парнем.

Эм…

— Эээ, спасибо.

— Вот, её номер…

— О, нет… не надо. — Мэнни взял клочок бумаги, который она положила на стол, и сунул его обратно ей в руку. — Я польщён, но…

— Ей восемнадцать…

— А мне сорок пять.

При этих словах у девушки отвисла челюсть:

— Быть. Не. Может.

— Нет. Может. — Он провёл рукой по волосам, задумываясь о том, когда это он решил податься в «Сплетницу» или ещё что в этом же духе. — И у меня есть девушка.

— Вот как, — улыбнулась девица. — Ничего страшного… но ты мог бы просто сказать. Не обязательно лгать о том, что ты старпёр.

На этой ноте она медленно отчалила, и, когда села обратно за свой столик, оттуда раздался коллективный стон. А затем Мэнни получил парочку подмигиваний.

Он посмотрел на Голдберга:

— Дети. То есть, ну, в самом деле.

— Эм. Да.

Ладно, пора положить конец этой неловкости. Выглянув в окно, Мэнни начал планировать свой уход…

В стекле он увидел отражение своего лица. Те же высокие скулы. Тот же квадратный подбородок. Те же самые губы и нос. Те же чёрные волосы. Но что-то было не так.

Наклонившись, он понял… его глаза были…

— Эй, — тихо произнёс он. — Я сгоняю в туалет. Присмотришь за моим кофе до нашего ухода?

— Конечно. — Голдберг с облегчением улыбнулся, будто был рад и стратегии отступления, и заданию. — Не торопись.

Мэнни поднялся и подошёл к уборной, общей для обоих полов. Постучавшись и не получив ответа, он открыл дверь и включил свет. Закрывшись и приведя в действие вентилятор над головой, он подошёл к зеркалу с небольшим знаком «Сотрудники должны мыть свои руки».

Свет был прямо над раковиной, перед которой он стоял. Ради всего святого, он должен был выглядеть дерьмово, со впалыми от истощения щеками, с мешками, в которые можно набрать вещей на неделю, и кожей цвета хумуса.

Но не это показывало зеркало. Даже со скуднейшим флуоресцентным светом, падавшим на него, Мэнни выглядел на десять лет моложе, чем себя помнил. Он определённо светился здоровьем, будто кто-то прифотошопил раннюю версию его головы к нынешнему телу.

Сделав шаг назад, он вытянул руки перед грудью и присел, давая тазобедренному суставу возможность выпрямиться и завопить. Или бедренной кости, которую подверг серьёзным нагрузкам меньше часа назад. Или спине.

Никакой боли. Ничего не прихватывало. Не заломило.

Его тело источало энергию.

Мэнни подумал о том, что пару мгновений назад сказал ему по телефону главный ветеринар, голос мужчины был растерянным и в то же время взволнованным: «Она восстановила кость, и копыто самопроизвольно излечилось. Будто травмы вообще не было».

Господи… Боже. Что, если Пэйн использовала свою магию на нём? Пока они были вместе? Что, если она излечила его тело от времени… переведя часы не просто на месяцы, но на десятилетие назад, и никто из них даже не отдавал себе в этом отчёта?

Мэнни схватился за крестик, висевший у него на шее.

Когда кто-то постучал в дверь, он спустил воду, а затем повернул кран, чтобы не казалось, будто он занимается чем-то отвратным. В оцепенении выйдя из уборной, он кивнул кругу женщин, желающих зайти внутрь, и пошёл обратно к Голдбергу.

Сев на стул, Мэнни вытер вспотевшие ладони о коленки джинсов.

— Окажи мне услугу, — сказал он бывшему коллеге. — Я бы не попросил об этом кого-то другого…

— Говори. Что угодно. После всего, что ты для меня сделал…

— Я хочу, чтобы ты устроил мне медосмотр. И сделал несколько сканов.

Голдберг немедля кивнул:

— Я не собирался этого предлагать, но считаю это хорошей идеей. Головные боли… забывчивость. Нужно выяснить, есть ли… повреждение. — На этом парень остановился, будто не хотел начинать спор или показаться ненормальным. — Хотя, Боже, серьёзно… не помню, чтобы ты выглядел так здорово.

Мэнни прикончил свой кофе и встал на ноги, чувство срочности не имело ничего общего с кофеином.

— Пойдём. Не занят сейчас?

Голдберг был прямо рядом с ним.

— Для тебя у меня всегда найдётся время.

Глава 48

Время от времени к Куину возвращалось воспоминание о его смерти. Это происходило во сне. В редкие моменты, когда он был спокоен и безмятежен. А иногда просто чтобы поиметь его голову забавы ради.

Он всегда пытался избегать коллажа зрительных образов, запахов и звуков, словно чумы, но, несмотря на поданный в свой внутренний суд запрос на запретительное постановление, адвокатом противной стороны была маленькая сучка, втыкающая палки в колёса… поэтому дерьмо продолжало всплывать.

Пока он лежал в своей постели, неясный отрезок ментального ландшафта — ни сон, ни бодрствование — напоминал свободную телефонную линию, по которой та ужасная ночь может дать о себе знать. И, к вашему сведению, она воспользовалась представившейся возможностью — воспоминания совершили звонок и каким-то образом заставляли его ответить.