Дж. Уорд - Освобождённая возлюбленная
Абсолютно точно.
Глава 47
— Солнце! О, Боже мой! Быстро, ты должна…
Окончательно Мэнни проснулся в полёте. Видимо, он соскочил с постели, прихватив с собой покрывало и несколько подушек, и все они разом упали — его ноги, одеяло и квартет пуховок.
Яркий солнечный свет струился сквозь оконные стёкла, затапливая его спальню блестящим потоком.
Пэйн была здесь, сказал ему разум. Она была здесь.
Безумно оглядываясь по сторонам, он ворвался в ванную. Пусто. Пробежал через оставшуюся часть квартиры. Пусто.
Взлохматив волосы, он вернулся в постель… а затем понял: чёрт возьми, воспоминания всё ещё были с ним. Воспоминания о ней. О Джейн. О Бородатой Сволочи. Об операции и… невероятных ласках в душе. И о Глори.
Какого чёрта…
Наклонившись, он поднял подушку и поднёс её к носу. Да, Пэйн точно лежала рядом с ним. Но зачем она приходила? И почему тогда не стёрла ему память?
Выйдя в прихожую, Мэнни схватил мобильник и… Вот только, он не мог позвонить ей. У него не было её номера.
Какое-то время он стоял там, в полнейшей прострации. А потом вспомнил, что согласился встретиться с Голдбергом, меньше чем через час.
В подавленном настроении и странно паникуя на пустом месте, Мэнни переоделся в одежду для бега и спустился вниз на лифте. В тренажёрном зале он кивнул трём другим парням, тягающим железо или делавшим приседания, и поднялся на беговую дорожку, которую обычно использовал.
Он забыл свой чёртов iPod, но в голове была каша, поэтому между его ушами всё равно не царила тишина. Начав бег, Мэнни пытался вспомнить, что случилось прошлой ночью после того, как он принял душ… но ничего не добился. Хотя, головная боль не нагрянула. Из чего, казалось, следовало, что чёрная дыра была натурального происхождения — спасибо алкоголю.
На протяжении тренировки ему пришлось пару раз подрегулировать машину — некоторые ослы, очевидно, перенастроили чёртову штуковину, и ремень ослаб. При достижении отметки в пять миль Мэнни озарило, что у него нет одышки. Но, может, в голове вертелось столько мыслей, что он был слишком отвлечён, чтобы заботиться о какой-то боли.
Когда Мэнни сошёл с беговой дорожки примерно через пятнадцать минут, ему понадобилось полотенце, и он направился к стопке около выхода. Один из качков подошёл туда одновременно с ним, но с уважением отступил.
— Ты первый, приятель, — сказал он, протягивая руки, уступая.
— Спасибо.
Вытершись и направившись к двери, Мэнни на миг остановился, осознав, что никто не двигается. Все бросили свои дела и пялились на него. Быстро посмотрев вниз, он понял, что не страдал от неисправной работы гардероба. Какого чёрта?
В лифте Мэнни потянул ноги и руки с мыслью, что смог бы пробежать ещё десять… пятнадцать миль. И, не смотря на выпивку, он, очевидно, всё-таки вздремнул ночью, потому что сна не было ни в одном глазу, и чувствовал он себя полным энергии, но это — работа эндорфинов. Даже когда ты разваливаешься на части, бег лучше кофеина… или похмелья.
В итоге он, несомненно, свалится где-нибудь, но будет волноваться об этом, когда истощение возьмёт своё.
Полчаса спустя, Мэнни зашёл в «Старбакс» на Эверетт, где много лет назад впервые встретился с Голдбергом — конечно же, маленькая кафешка тогда ещё не разрослась в огромную сеть. Парень был выпускником Колумбийского университета и подавал заявление на интернатуру в Святом Франциске, а Мэнни состоял в вербовочной комиссии, которую созвали, чтобы заполучить ублюдка — Голдберг тогда был звездой, а Мэнни хотел создать сильнейшее отделение в стране.
Встав в очередь, чтобы заказать большой латте, он осмотрелся. Тут была целая куча народу, но Голдберг уже занял им столик у окна. Не удивительно. Этот хирург всегда рано приходил на встречи — он, возможно, сидит тут уже добрых пятнадцать, двадцать минут. Но парень не выискивал в толпе Мэнни, а рассматривал бумажный стакан, будто пытался силой мысли сдвинуть свой капучино.
А… всё ясно.
— Мануэль? — позвал парень за стойкой.
Мэнни забрал свой заказ и начал пробираться сквозь кофеманов, галерею стаканов, CD и треугольных белых подставок, указывавших на специальные заказы.
— Привет, — сказал он, сев напротив Голдберга.
Хирург поднял взгляд. И внимательно осмотрел его:
— Эээ… привет.
Мэнни глотнул кофе и откинулся на спинку стула, изогнутые бруски которой врезались в позвоночник.
— Как ты?
— Я… в норме. Боже, ты потрясно выглядишь.
Мэнни потёр щетину на подбородке. Какая ложь. Он не почесался побриться и оделся во флисовую фуфайку и голубые джинсы. Едва ли сойдёт для обложки журнала.
— Давай без шуток. — Мэнни сделал ещё один глоток своего латте. — Что ты хотел мне рассказать?
Взгляд Голдберга метался по всем направлениям. Пока Мэнни не сжалился над ним:
— Они хотят, чтобы я взял отпуск, так ведь?
Голдберг прочистил горло:
— Руководство больницы думает, так будет лучше для… всех.
— Они предложили тебе побыть главным, да?
Он снова прокашлялся:
— Эээ…
Мэнни поставил стакан на стол:
— Всё нормально. Нет, серьёзно. Я рад… ты прекрасно справишься.
— Мне жаль… — Голдберг покачал головой. — Я… Это просто так неправильно. Но… ты всегда можешь вернуться, знаешь, позже. Кроме того, отдых пошёл тебе на пользу. То есть, ты выглядишь…
— Потрясно, — сухо сказал Мэнни. — Ну-ну.
Вот что люди говорят тем, кого жалеют.
Какое-то время они пили свой кофе в тишине, и Мэнни стало интересно, думал ли парень о том же, о чём и он: Боже, как же всё изменилось. Когда они были здесь в первый раз, Голдберг нервничал так же, как сейчас Мэнни, но причина этого была в совершенно другом. Кто бы мог подумать, что Мэнни отправят на скамейку запасных. Тогда он целился на самый верх, и ничто не могло его остановить… и не остановило.
Из-за чего эта просьба от руководящего состава стала для него сюрпризом. Вообще-то, он не был так уж расстроен. Он чувствовал себя… как-то отстранённо, будто всё происходило с кем-то, кого он однажды знал, но с кем давно потерял связь. Да, всё это серьёзно, но… ему пофиг.
— Что ж… — Его оборвал зазвонивший телефон. И то, как Мэнни задёргался, чтобы вытащить эту штуку, будто флис на нём загорелся, показало, что действительно имело для него значение.
Но звонила не Пэйн. А ветеринар.
— Я должен ответить, — сказал он Голдбергу. — Две секунды. Да, Док, как… — Мэнни нахмурился. — Серьёзно. Ага. Да… да… ага… — Улыбка медленно расползлась по его лицу, пока он не засиял, как прожектор. — Да. Я знаю. Это гребаное чудо.
