Рыжий и черный - Татьяна Лаас
Серж сам был готов бежать, отдавая приказ к отступлению, когда на него выскочил окровавленный парень с заводской проходной. Отис — Себ по приезду сюда пытался с ним договориться об опросе рабочих по-хорошему. Тогда не вышло, зато теперь повод был. Да еще какой — у Отиса руки по локоть были в крови, причем явно не его.
Себ с оставшимися парнями, с закусанными до крови губами — так они пытались прогнать собственный страх, скрутили Отиса, что-то безумно бормотавшего, что он не хотел, что он не будет, что он случайно, и вообще вы же еще живы, так чего вы хотите… Голова его при этом ходила ходуном, как у падучего, изо рта шла пена, а глаза то и дело закатывались. Себ приказал его загрузить в паробус, а сам… Он понимал, что нужно вернуться на завод — такой случай туда пробраться пропадает! Но страх настолько засел в сердце, что только от одной мысли Себа мутило.
Даже если не ради дела древолюба… Ради того, чтобы узнать, что же случилось на заводе, что разбудило такой страх, туда надо было вернуться.
Просить идти за собой Себ никого не мог. Он хотя бы маг, хоть и слабый. Остальные простые констебли.
Он пошел сам, то и дело замирая, то и дело сплевывая горькую, густую слюну, давясь подкатывающей к горлу желчью и уговаривая сердце еще чуть-чуть биться, а уже потом останавливаться от затапливающего его ужаса.
Рядом кого-то откровенно рвало.
Кто-то отчаянно ругался.
Кто-то молился.
Оказывается, Себ шел не один.
Уже перешагивая порог проходной и проваливаясь в какую-то липкую серость, Себ понял, что их дошло пятеро. Белых от ужаса, с черными тенями под глазами, с обкусанными губами и безумными глазами.
Свет электрических ламп под потолком то и дело мигал, погружая коридор в темноту.
Жюль, поймав взгляд Себа, прохрипел:
— Надеюсь, не зря… — он еле стоял, упираясь руками в стену.
Стон откуда-то из глубин проходной подсказал, что все же не зря.
Почти доползя — и Себ этого отнюдь не стыдился, — до комнаты охраны, обвешанной по стенам амулетами, он столкнулся с валявшимся на полу, завязанным, что твоя колбаса, Одли в компании с каким-то тоже спелёнатым, как младенец, франтом. Оба буквально утопали в собственной крови.
Висевший на стене телефонный аппарат с болтавшейся на проводе трубкой громко требовал девичьим голосом освободить линию или его принудительно отключат.
Себ, доползая до трубки, схватил её и потребовал, чтобы телефонная нерисса немедленно сказала номер телефона и фамилию того, с кем был последний разговор на линии. Себ еле вспомнил, что надо представиться:
— Сержант Кейдж, Управление по особо важным делам, не вздумайте разрывать соединение! — Он попытался встать с пола, но ничего не получалось: — …мать вашу…
Трубка обиженно каркнула, что звонок предназначался неру Чандлеру.
— …И вообще хамить — последнее дело!
— Нерисса… Слово чести, если я сегодня живым вылезу из этой задницы… Простите… Хрени… Лично приду и расцелую вас…
Трубка обиделась и прервала соединение. Себ, опираясь спиной на холодную стену, собирался силами — ему надо встать. Ему надо поднять свою тушу и топать дальше на завод. А парни пусть идут прочь, унося Одли и франта.
Телефонная нерисса сама вызвала Особое управление:
— Завод нера Чандлера, Ветряной квартал. Нападение на констебля. Или даже нескольких. — сообщила она.
— Надо… Уходить… Отсюда… — Себ встал, как и парни — страх словно отошел прочь, спрятавшись за насущными проблемами — как утащить прочь Одли и франта. Им явно требовалась помощь докторов и, может, храмовников. Шатаясь, Жюль и Алексис подхватили под руки Одли. Свен и Тим потащили прочь франта.
— Парни… В паробус и прочь отсюда, — распорядился Себ, рукой на всякий случай держась за стену — он себе не доверял.
— А ты? — спросил Жюль.
— Я в цеха… Надо… Посмотреть молоты.
Стоило Себу обрадоваться легкости передвижения и направиться в сторону цехов, как новый приступ первозданного ужаса скрутил его, заставляя сжиматься в комок и падать на землю, сыпя проклятьями.
Рядом где-то что-то громко бухнуло, превращая ночь в день, и Себ понял, что пора и ему уносить ноги. Бежать к паробусу было удивительно легко и просто. Себ готов был поклясться, как краем глаза видел двух бегущих девчонок, одна из которых заливисто хохотала в небеса.
Мрак. Он надеялся, что это ему привиделось. Он никогда не был в доме комиссара и не видел его Ноа с Полин. Хотя последнюю мог бы и узнать по картинам из музея.
Глава 38 День четвертый. Черный гнев
Прием тяготил Вик — мыслями она была в Ветряном квартале, гадая, удастся ли что-то разузнать Себу со своей командой или что-то найти Одли. Хотелось действовать, хотелось двигаться, а не стоять улыбчивым истуканом рядом с явно наслаждающимся вниманием лер-мэром Сорелем и таким же напряженным, как сама Вик, Эваном. Раньше бы от него во всю пахло огнем. Раньше… Воспоминания о его потере полоснули Вик болью — когда-то Эван признавался, что не видит жизни без магии. Привычно согрел теплом через общий эфир Брок — он еще был в дороге. Только Вик хотелось тепла от Эвана. Хотелось греть, жить, дышать в унисон с ним, а не с Броком. И сейчас не прикоснуться к ладони мужа, поддерживая его — кругом сотни глаз, которые все видят и замечают. Они не пропустят такую промашку — даже случайные прикосновения на приеме подобного уровня были под запретом.
Горели тысячи свечей в высоких, хрустальных люстрах, нагревая воздух не хуже парового отопления. На приемах электрический свет, слишком безжалостный к «красотам» пожилых лер и нер, был недопустим. В висках Вик уже начинали стучать молоточки — предвестники головной боли. Двери в залу то и дело открывались, и тогда по ногам скользил сквозняк, принося хоть какое-то облегчение. Громкий голос церемониймейстера объявлял имена и титулы каждого из входящих. И, конечно же, они тут же устремлялись к лер-мэру и Эвану с Вик, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Только за это — то, что Вик не пришлось в одиночестве страдать, принимая гостей, ведь лера-хозяйка вечера должна лично поприветствовать каждого, даже сильно опаздывающего гостя, она была благодарная Сорелю. Но только за это. Ей надо столько всего обсудить с Броком и Грегом, а вместо этого она улыбается и здоровается с тем же нером Чандлером, панибратски сообщившем Эвану, что у него чудесно прелестная
