Навязанная, беременная, моя! (СИ) - Алиса Ганова
Подступили слёзы обиды. Я до боли закусила губу, чтобы не показать слабость, как вдруг гхарт Роберт обернулся и, найдя меня взглядом, бросил невероятно угрюмый взгляд, в котором было столько всего. Даже обида.
Что ж, кажется, я разочаровала его своей порочностью. Однако, в отличие от него, я не стыжусь своих поступков. И всё же было больно.
«Пусть так, – шепнула себе. – Светлая нас рассудит».
Спустя некоторое время
Если я думала, что легко забуду гхарта после отъезда, то ошиблась. Роберт снился мне. Он стал моим наваждением, от которого не было спасения ни днём, ни ночью.
Не помогала забыться ни помощь брату и отцу в веде́нии деловой переписки до появления внушительных мозолей на пальцах; ни старательное вчитывание в нуднейшие трактаты… Даже разрешение отца продолжить варить травяные настои в небольшой лаборатории не принесло радости. А уж от проверки счетовых книг я вовсе отказалась.
После этого отец решил, что я обиделась на него, и скрепя сердце разрешил постигать целительство, но с оговорками.
– Лиэн, постижение постижением, но береги силы. Не опустошай себя. Не трать силу попусту. Любые спорные моменты обсуждай со мной. Всегда! – напутствовал он меня за обеденным столом. Из-за множества важных дел совместные трапезы были теми редкими моментами, когда мы могли собраться вместе и поговорить.
– Спорные? – удивилась я, откладывая приборы.
– Ты поймёшь, о чём я, когда увидишь наставницу, – помрачнел отец и от волнения едва не уронил кубок, задев его рукавом. – Настоящих хранителей знаний осталось так мало, что пришлось приложить немалые усилия, чтобы найти приемлемый вариант.
Только теперь я поверила, что отец и вправду разрешил мне заниматься целительством. Ликуя, одарила молчавшего Леонида, самой благодарственной улыбкой, на которую только была способна, ведь это брат помог уговорить отца.
– Спасибо! – Вскочив со стула, я подбежала к близким и крепко обняла их. – Я ждала этих уроков!
– Я согласился, скрепя сердце, Лиэн. Ты знаешь причину, – печально напомнил отец. - Но Леонид убедил, что лучше научить тебя управлять даром, чем он будет управлять тобой, а ты не сможешь вовремя остановиться.
– Буду очень осторожна.
– Матушка твоя тоже была осторожной, – насупился он, до белых костяшек сжимая кубок. – Порой лишь шаг отделает от необратимости.
Мне не терпелось увидеть наставницу, но отец как будто оттягивал этот момент. Доедал медленно, а вино цедил по капле. Когда же покинул стол, неожиданно остановился и строго предупредил:
– Лиэн, если я увижу, что обучение дурно влияет, запрещу заниматься целительством.
– Вы не пожалеете! – Я снова крепко обняла его и порывисто поцеловала в щетинистую щеку.
Ожидая в кабинете отца целительницу, я рисовала в уме образ сдержанной, строгой наставницы, похожей на лиеру Свену. Однако когда вошла статная древняя старуха, с идеально ровной спиной, которая смотрела на меня, на брата и даже на отца свысока, впала в оторопь.
Посетительница, одетая в светлые одежды, с белым платком на голове, наглухо скрывающим всё, кроме безэмоционального лица, выглядела словно призрак. И разглядывала из-под приспущенных век, как будто видела людей насквозь.
– Мера Фаора, моя дочь Лиэн, – представил отец нас.
Судя по обращению, своенравная старуха – простолюдинка, вот только она хоть и стояла, выглядела не просительницей, а равной. Не понимаю, как этого не замечают Леонид и отец?
Почувствовала себя глупой, избалованной девчонкой, возомнившей, что хранительница древних знаний должна быть горда от того, что будет обучать меня, дочь князя. Поднялась с кресла и, едва не наступив на подол от смущения, сделала почтительный реверанс.
Морщинистые губы меры Фаоры дрогнули в намёке на усмешку.
– Не слепая,– прокаркала она низким, старческим голосом. – Вижу. И вижу более чем некоторые.
Сердце пустилось вскачь. Я нутром чувствовала, что у слов меры имеется двойное дно. Подняла на неё глаза и застыла. Она без капли угождения разглядывала меня.
– Нет, – вдруг отчеканила она и повернулась к двери.
– Как нет? Мы договорились! – вышел из себя отец, озадаченный отказом не меньше нас с братом.
– Не время, – ответила мера и ушла.
Я была сама не своя. Так расстроилась, что весь день прорыдала. А потом взяла себя в руки и решила, что буду изучать целительство сама по маминой книге.
Приняв решение, под предлогом выпроводила Свену и болтливую Вайру. Поставила перед собой вазу с цветами. Поднесла ладони к одному из бутонов и представила, как он наполняется силой, раскрывается…
Затаив дыхание, я всецело сосредоточилась на желании. Ладони начало покалывать. И мне даже показалось, что блёклые первые листья налились цветом, как глаза застила дымка, и комната внезапно ушла из-под ног.
– …Почему сразу не сказала? – рычал отец. Я редко видела его таким недовольным, раздосадованным. И догадываясь, что сама рассердила его, не осмелилась открыть глаза.
– Владыки за верную службу награждают смертью, – прокаркала старуха. Её голос я узнала сразу. Сердце сжалось до дурного предчувствия. Надеюсь, покои не обыскали и мамину книгу не нашли.
– Придет княжна в себя. Скоро. Расспросите.
– Это смертельно?
Старуха булькающе рассмеялась.
– Нет. Но силы княжне надо беречь. Потратила она их изрядно.
– На что? На цветы? – После грузных шагов раздался звук удара, и звон стекла. Это отец разбил ту вазу.
– Не только, – уклонилась от ответа мера Фаора
– Отвечай! – рявкнул отец. Я дрогнула, едва не выдав себя.
– Княжна ответит.
Снова раздались шаги. Надо мной нависла тень.
– Лиэн! – позвал отец ласково, беря меня за руку. – Кто этот мерзавец?
По телу прошёл холодок, подступил липкий страх. Но я открыла глаза.
– Вы о чём?
– Кто покусился на твою честь. Кто отец ребенка?
Глава 6
Я скрывала свою тайну. Отец ругался, подозревая всех и каждого в замке, в нашем окружении. Даже меру Фаору пытался подкупить, чтобы она указала на подлеца.
Однако старуха окинула князя пробирающим до дрожи взглядом, и он примолк, побаиваясь её.
Тогда князь велел запереть меня в одиночестве. Несколько дней не выпускал. А сам уединился с Леонидом в кабинете и там стал перебирать все возможные кандидатуры. Брат, конечно, догадывался, кто виновен в моих бедах, однако не выдавал.
В ярости отец выкрикивал, будто я отдала свою чистоту слуге, конюху, какому-нибудь стражнику… Такие обвинения унизительны. Но я бы
