Про ведьм и ослов - Марианна Красовская
Блин! Сложно.
***
— Мать, до утра меня не жди. Я у друга заночую.
— Нет, Август, так дело не пойдёт.
— Ладно. У девушки, но я тебе этого не говорил, ты ничего не знаешь.
— Август Хмельной, какая девушка до свадьбы? Я тебя…
— Что, выпорешь? — ухмыляется.
— В полицию сдам, — хмуро отвечаю придурку. — Нельзя спать с девочками до свадьбы. Потом тебе отец ее голову оторвёт, а я ещё добавлю.
— Я осторожно.
— Рехнулся? Я запрещаю, слышишь?
— Ну мам!
— Не мамкай. Хочешь секса — женись.
— Так ты не против? Я думал, что ты не позволишь.
— Август, ты осел.
— Ладно, ладно, матушка-ведьма. Остаюсь дома.
Мальчик вырос. Жениться? Да ему и двадцати нет! Какая глупость! Зачем портить себе жизнь так рано? И ладно б любовь была неземная, так нет, просто плотские желания. То он вокруг дочки булочника крутится, то письма девчонке трактирщика Верьева пишет. Сейчас вон хотел на ночь к кому-то податься. Может, и в самом деле попросить Георга с ним поговорить? Как мужчину с мужчиной. Я ведь все равно нужных слов не найду, да и как мне сына ругать, если сама дурной пример подаю?
Георг сумел меня удивить. Любовником он оказался очень внимательным и нежным. И откуда только у него такие познания в женской физиологии? А ещё с ним было интересно. Он умел и смешить меня, и быть серьёзным. Рассказывал про свою работу, всегда интересовался, как прошёл мой день. Вот только замуж больше не звал, а я все-таки ждала. Не потому, что хотела. Отказала бы. Просто… а вдруг он меня любит?
Сейчас он был в отъезде. По тайному делу Ковальчика уехал в столицу на три недели. Я скучала. Вот уж не думала, что мне так будет его не хватать! Я привыкла и к тёплым рукам, и к утренним поцелуям, даже вставала теперь в несусветную рань, чтобы сварить ему кофе перед рабочим днём. Привыкла обсуждать с ним городские сплетни, привыкла к подаркам, что и говорить. Знала, что Георг непременно привезёт мне из столицы какую-нибудь диковинку. Этот мужчина умел быть щедрым, и это мне тоже нравилось.
А вот что не нравилось, так это недомогание по утрам. Я отчаянно гнала от себя подозрения, но когда меня в очередной раз стошнило (хвала небесам, Август ничего не замечал пока!), пришлось признать: нужно к врачу.
Разумеется, к лучшему, а лучшим у нас нынче слыл княжич Синегорский. То есть княжичем его никто не звал, звали мужем ювелирши чаще. Потому что его супруга Милана мало что по городу в мужских портках щеголяла, так ещё и единственная женщина-мастер была. И князь Озеров с ней как с равной обращался. На фоне этой девицы выдающейся наглости (это бабы судачили, не я, я-то ей искренне восхищалась) муж-княжич-целитель был не самым популярным поводом для сплетен. Но, конечно, его любили: за северную обходительность, за безукоризненную вежливость, за талант и ещё за то, что он никогда и никому не рассказывал, что происходит за дверями его кабинета. В отличие, кстати, от остальных лекарей.
Поэтому я пошла именно к Синегорскому.
Мальчишка ведь совсем! Длинный, тощий, с обаятельнейшей улыбкой. Светится настоящей, искренней доброжелательностью. Мне он понравился.
— Госпожа Хмельная, что вас беспокоит?
— Тошнота по утрам, слабость, головокружение, — мрачно отвечаю я, прекрасно понимая, что беспокоит меня совсем не самочувствие.
— О! — он пытается сохранить серьёзность. Не дурак же, тоже все понял. — И когда были последние женские недомогания?
— Два месяца назад, — признаюсь я.
— Вам нужна помощь? — неожиданно задаёт он вопрос, осторожно ощупывая мой живот через одежду серебряными палочками.
— Помощь? — я задумываюсь. — Вы можете меня порадовать и сказать, что я просто чем-то отравилась.
— Увы, не могу. Вы в положении. Да ведь вы и сами догадались уже, да?
Я судорожно выдохнула и закрыла лицо руками. Черт-черт-черт! Мне конец.
— Отец ребёнка будет не рад?
— Понятия не имею. Наверное, рад. Или нет. Не знаю!
— М-м-м… боюсь, мой батюшка как-то не так поймёт, если я приглашу вас погостить в его замке годик-другой.
— Что? — я вытаращилась на него с изумлением.
— Не обращайте внимания, это наша семейная шутка. Моя жена бы оценила. Вы не замужем. Люди осудят.
— Я знаю.
— Избавить вас от ребёнка не рискнёт ни один лекарь. Это запрещено.
— Я знаю.
— Скажите мне, это плод насилия? Может, стоит сообщить в полицию?
— Нет, — нехотя ответила я. — Я просто была неосторожна. А в полицию я сообщу. Полиция непременно узнает.
— Господин Туманов?
— Что, сплетничают?
— Разумеется.
— Твою мать, — я глубоко вздохнула и поднялась. — Я справлюсь. Могу ли я попросить вас… быть моим лекарем? До момента родов? Если, конечно, беременность будет успешной.
— У вас не самый критичный возраст, вы совершенно здоровы. Если не нервничать и не ездить верхом, я уверен: все будет хорошо. И осторожнее с кофе.
На языке у меня вертелось много нецензурных слов, но я вежливо поблагодарила Синегорского и вышла. Меня шатало.
Что делать? Как я так вляпалась? Мне тридцать семь — если верить документам. В принципе возраст и в самом деле некритичный. А вот положение мое дерьмовое. Люди будут болтать.
Георг… как ему сказать? Замуж? Он позовёт. Но оно мне не нужно. Наверное.
— Мать, ты чего такая? — Август явно встревожен моим потерянным видом. — В последнее время ты сама не своя.
— Я была у лекаря, — отвечаю честно я.
— Ты больна?
— Я беременна.
Август слегка бледнеет, а потом уверенно обещает:
— Мы справимся. У тебя есть я.
— А что люди скажут?
— Поболтают и успокоятся. Какое нам до них дело?
— Я плохая мать, Август.
— Я буду помогать во всем. Не беда. Туманов знает?
— Пока нет.
— Нужно сказать.
—
