Соловей и кукушка (СИ) - Разумовская Анастасия

А вот принцесса Алессандра мне нравилась всегда. Подростком я вырезала из модных журналов её фотографии и прикалывала к стене. Свободолюбивая, отчасти эпатажная, уверенная в себе девушка покоряла меня своим вкусом. Её волосы, цвета жжёной карамели, густыми короткими волнами закрывали уши, открывая длинную белую шею. Белое платье из тафты придавало ангельскую невесомость фигуре. Чёрные, как у отца, глаза смотрели решительно и серьёзно. В ней ни на грамм не было жеманности и кокетства…

Я стала любоваться принцессой, не слушая досужие светские разговоры, крутившиеся в основном, вокруг блестящего дебюта какой-то балерины. «Тридцать два фуэте» — доносилось до меня, но я не знала, много это или мало, да и вообще, что такое фуэте.

— Я считаю, — неожиданно воскликнула Алессандра, молчавшая до сих пор, — что балет — это высшая сфера искусства. Это живое и яркое доказательство прогресса человеческой воли над телом. Гимн физической красоте тела, если хотите. Гимн человечеству и прогрессу. Но когда покупают мазню на холстах, или восхваляют всяческих писак и рифмоплетов, мне скучно, господа. Давайте, наконец, признаем, что художники, писатели и поэты отжили своей век и ни на что новое уже не способны. Их творения остались в веке романтики. А сейчас наступает новое время. И странно наблюдать, когда по всей Лузитании кладут рельсы для паровозов, когда в небе парят аэростаты, когда свет включается, а не зажигается, что люди по-прежнему, как и сто лет назад, думают, что сочетание красок или слов способно зажечь сердца. Всё вот это, отжившее, похоже на парусный фрегат рядом с броненосцем.

— Но, дорогая моя, — пролепетала полногрудая дама, кутающаяся в пышное боа, — но ведь поэзия — это дар небес…

Чёрные глаза засверкали.

— А нам не нужны никакие небесные дары, — горячо возразила дочь короля. — Будущее за технологией, за наукой, за электрическими машинами! Оставьте своих пегасов там же, где рано или поздно останутся и прочие лошади — в прошлом.

— Ты горячишься, моя дорогая, — залепетала королева, кистью в тончайшей перчатке касаясь бриллиантовой диадемы.

Король вновь усмехнулся, обернулся к Марсику.

— Сладу нет с этими новыми людьми, — вздохнул притворно и подкрутил ус. Но глаза его оставались всё такими же дохлыми и злыми. Они не улыбались. — А вам тоже не по душе живопись и поэзия?

Донья Марселия искоса глянула на него, наколола на вилочку кусочек дичи в сырном соусе, улыбнулась.

— Боюсь, Ваше величество, я человек прежнего века. Мне по душе всё изящное. Жизнь в её грубом реализме я предпочитаю оставлять за бортом.

— А помните… «В сером мареве моря, в сером мареве моря, наргулиец в муаре поднял парус как крик, — рыжеусый мужчина лет сорока пяти вдохновенно закатил глаза. Судя по белому мундиру адмирала, это был двоюродный брат Алехандро Четвертого. — Он отплыл на закате, утонул будто в пламя…»

Дон Лаудалино запнулся, нахмурил пышные брови, пытаясь вспомнить окончание.

— И что-то там… ну, помните… про одинокую девушку, которая осталась в томлении на берегу…

Пощёлкал пальцами, и тут Алессандра фыркнула:

— И девица его со скалы в море прыг, — весело завершила она. — Все эти стихи, в сущности, такая чушь! Сначала какой-нибудь пират, или просто бессовестный человек соблазняет невинную девицу, а затем она кончает с собой. Это у большинства поэтов. И это очень глупо. Во-первых, что значит соблазнил? Что это вообще за дурацкое слово? И чем, скажите мне, невинная девица отличается от винной? Наличием…

— Алессандра! — резко оборвал её король. — Мы знаем твои странные взгляды, но прошу тебя, не стоит ими всех эпатировать.

Принцесса нахмурилась, порывисто вскочила.

— Сеньорита Ирэна, вот ваш отец — один из величайших инженеров Лузитании, человек с мировым именем, написанным им учебником я зачитывалась с детства, вот вы скажите мне, что наиболее ценно, что полезно для общества по-вашему: пустое искусство, или наука, техника, которые дают человеку возможность покорить природу, стать равным Богу? На что по-вашему стоит потратить жизнь? Сочинять стишки или истории про людей, которых и не было вовсе, рисовать берёзки или голых женщин… Нет, тётушка Фаустина, не перебивайте меня! Потому что красивое слово «обнажённый» это все равно что голый. Чему бы вы отдали собственную жизнь?

Чёрные глаза смотрели на меня прямо, открыто, и я невольно залюбовалась ей. Рука потянулась к блокноту.

— Мой отец бы выбрал науку и технику, — уклончиво ответила я.

Алессандра нетерпеливо кивнула:

— Дон Эстэбан — да, я не сомневаюсь. А вы, вы? Мы с вами люди одного поколения, одного социального класса, мы грамотны, начитаны и можем выбирать. Ролдао спит и видит возможность вести тысячи невинных на смертоубийство. Из этих тысяч четверть погибнет, четверть вернется победителями, а половина так или иначе превратится в калек. Но все это тоже называют искусством и наукой. Криштиан… Ну тут всё понятно. Этому человеку ничего не интересно, кроме как сиюминутные удовольствия, но вот вам? Вы не испорчены столицей. Так отвечайте.

— Дорогая моя, — пышногрудая донья Фаустина от волнения принялась обмахиваться веером, — ну нельзя же так в лоб. Вы не так хорошо знакомы с доньей Ирэной…

— Именно так и только так можно и нужно, — отрезала принцесса, не сводя с меня гневных глаз.

Ну и что ей сказать? Но и уклониться — всё равно, что струсить.

— Я считаю, — медленно ответила я, так же прямо и дерзко глядя ей в лицо, чуть зардевшееся от эмоций, — что наука и искусство это две руки человечества. Без стихов, музыки и живописи жизнь станет пресной, превратится в серые будни. Но без техники и науки жизнь будет похожа на долгий и беспробудный сон пьяного титана…

Алессандра задумалась.

— Может быть, — пробормотала хмуро, — я не совсем понимаю, что вы имеете ввиду… Но спасибо за честность. От этих её не дождёшься. Вот вам моя рука.

И она подошла к месту напротив моего стула и протянула руку мужским жестом. Мне ничего не оставалось делать, как только пожать её. Это было смешно и дико, но в то же время трогательно.

— Я рад, дети, что вы подружились, — произнес король. — Алессандра, ты же знаешь, что Ирэна — твоя будущая невестка? Через несколько дней состоится их бракосочетание с Криштианом…

Алессандра дико уставилась на меня.

— З-зачем? — прошептала она растеряно.

Неужто там всё настолько плохо?

— Так что, — продолжал Его величество, — вам придется много общаться друг с другом. Донья Ирэна выросла в уединении и вряд ли развращена всеми этими новомодными веяниями. В провинции воспитание более патриархально и традиционно. К тому же я помню дона Эстэбана. Его называли тридцать первым грандом за исключительное благородство и безупречный образ жизни. Уверен, его дочь — достойная наследница своего отца.

Я бы на его месте так прям уж крепко на это не надеялась. Мне пришлось потупить взгляд и скрыть усмешку, чувствуя, как все собравшиеся именитые родственники, скорее всего дяди, тёти, двоюродные братья и так далее короля, уставились на меня с предельным вниманием. И как-то сразу вспомнилось, что мои пальцы в перчатках снова выпачканы красками, а в моём мезонине умирает полуобнажённый Томашек.

Мы точно подружимся с Алессандрой. И, может быть, я уговорю принцессу разрешить мне написать её портрет. В этом душном высокородном обществе она — глоток свежего воздуха…

— В сером мареве моря, в сером мареве моря, — бормотал дон Лаудалино, дёргая пышный ус и отчаянно пытаясь вспомнить сбежавшую строчку, — наргулиец в муаре поднял парус как крик…

—… он отплыл на закате, утонул будто в пламя, — внезапно раздался бархатистый голос у парадных дверей, — и наполнился горем, словно ночью, обрыв.

— Криштиан, — пролепетала донья Фаустина.

Я обернулась и замерла. Мне казалось, я была уже ко всему на свете готова, но… не к этому же⁈ Вот так фуэте…

Верните мне моего милого пухлячка!

Глава 6

Повезло так повезло

Я как-то совсем забыла простую истину: не все пухлые мальчики становятся толстячками. Вот и мой ненаглядный Криштиан, по-видимому, перерос этот нежный возраст, вытянулся, раздался плечами вширь и, если судить по чисто внешним факторам — атлетическая фигура, благородные, чуть горбоносые черты лица, фарфорово-ровный цвет кожи, больше смахивающий на слой отличной пудры, блестящие локоны каштановых волос — то мне как бы повезло.