Тахера Мафи - Разрушь меня
— О да. Но будь осторожной, красавица. Если сделаешь что-то... плохое... он вынужден будет пристрелить тебя.
Кусачки вырезают дырки в моем сердце. Адам никак не реагирует на слова Уорнера.
Он выполняет свою работу.
Я всего лишь цифра, задание, легко заменяемый объект; я даже не воспоминание в его разуме.
Я ничто.
Я не ожидала, что его измена похоронит меня так глубоко.
— Если примешь мое предложение, — Уорнер прерывает мои мысли, — ты будешь жить, как я. Будешь одной из нас, а не одной из них. Твоя жизнь изменится навсегда.
— Я если не приму? — спросила я, справляясь с голосом прежде, чем он успевает пискнуть от страха.
Уорнер выглядит действительно разочарованным. Его руки в тревоге сжимаются вместе.
— У тебя нет выбора. Если ты будешь на моей стороне, то будешь вознаграждена. — Он сжимает губы. — Но если ты выбираешь неподчинение… Хорошо. Жаль калечить такое красивое создание.
Тяжело дышать, тело дрожит.
— Ты хочешь, чтобы я пытала людей для тебя?
Его лицо растягивает в улыбке.
— Это будет замечательно.
Куда катится мир.
У меня нет времени ответить, прежде чем он поворачивается к Адаму.
— Покажи ей, что она теряет, покажи.
Помешкав, Адам отвечает:
— Сэр?
— Это приказ, солдат. — Глаза Уорнера изучают меня, губы подергиваются от веселья. — Я хочу сломать её. Она слишком злая, это для ее собственной пользы.
— Ты не тронешь меня, — выплевываю я сквозь зубы.
— Неверно, — пропевает он. Он бросает Адаму пару черных перчаток. — Тебе они понадобятся, — говорит он с заговорщическим шепотом.
— Ты чудовище, — мой голос и тело наполняет гнев. — Почему бы тебе просто не убить меня?
— Это, моя дорогая, было бы пустой тратой времени. — Он делает шаг вперед, и я понимаю, что на его руках белые кожаные перчатки. Он приподнимает мой подбородок одним пальцем. — Кроме того, будет жалко, если мы не увидим больше это красивое лицо.
Я пытаюсь отодвинуться от него, но, опять же, та самая нога в стальном ботинке пинает меня в позвоночник, а Уорнер охватывает мое лицо своими руками. Я сдерживаюсь от того, чтобы закричать.
— Не сопротивляйся, дорогая, ты делаешь себе же хуже.
— Надеюсь, ты сгниешь в аду.
Уорнер сжимает челюсть. Он держит руку, чтобы помешать кому-то стрелять в меня, пинать меня по селезенке, ломать мой череп, я понятия не имею.
— Ты сражаешься не за ту команду. — Он выпрямляется. — Но мы можем это исправить.
Адам, — зовет он. — Не выпускать ее из виду. Она полностью в твоем распоряжении.
— Да, сэр.
Глава 10
Адам надевает перчатки, но он не трогает меня.
— Позволь ей подняться, Роланд. Я заберу ее отсюда.
Ботинки исчезают. Я встаю на ноги и смотрю в никуда. Я не буду думать о том ужасе, который ждет меня. Кто-то пинает меня в заднюю часть коленей, и я почти падаю на землю.
— Иди, — рычит голос сзади.
Я смотрю и понимаю: Адам уже уходит. Я должна следовать за ним.
Только когда мы возвращаемся в знакомое неведение безопасного коридора, он останавливается.
— Джульетта.
Одно мягкое слово, и мои суставы делаются ватными.
Я не отвечаю ему.
— Возьми меня за руку, — говорит он.
— Никогда, — способна я выдавить между быстрыми глотками кислорода. — Никогда.
Тяжелый вздох. Я чувствую его движение в темноте, и вскоре его тело уже слишком близко ко мне, настолько обезоруживающе близко ко мне. Его рука лежит на моей пояснице, и он ведет меня по коридорам в неизвестном направлении. Каждый сантиметр моей кожи горит. Я должна держаться вертикально, чтобы не упасть назад, в его объятия.
Дорога дольше, чем я ожидала. Когда Адам наконец заговаривает, я подозреваю, что конец пути близок.
— Мы собираемся выйти наружу, — произносит он мне в ухо. Я сжимаю кулаки, чтобы унять страх, терзающий мое сердце. Я схожу с ума от звука его голоса и не понимаю значение того, что он мне говорит. — Я просто подумал, что ты должна знать.
Глубокий вдох - мой единственный ответ. Я не была на свежем воздухе почти год. Я мучительно волнуюсь, но я не чувствовала естественного света на коже так долго, что не знаю, буду ли в состоянии справиться с этим. У меня нет выбора.
Меня ударяет ветер.
Наша атмосфера мало чем может похвастаться, но после стольких месяцев в бетонном углу даже потраченный впустую кислород нашей умирающей Земли — как вкус небес. Я не могу вдыхать достаточно быстро. Я наполняю легкие чувствами; я вхожу в легкий ветерок и хватаю горсть ветра, что проходит сквозь пальцы.
Такого блаженства я никогда не знала.
Воздух прохладен и свеж. Освежающая ванна не ощущалась ничем таким, что могло бы терзать мои глаза и царапать кожу. Солнце высоко сегодня, ослепляет, отражаясь от небольших участков снега, держащих землю в заморозке. Мои глаза придавлены весом яркого света, и я не могу видеть больше, чем через две щели, но теплые лучи обволакивают мое тело, как пиджак, соответствующий моей форме, как объятие чего-то б ль
ὀ шего, чем человек. В этот момент я могу стоять неподвижно всю вечность. На одну бесконечную секунду я чувствую свободу.
Прикосновение Адама возвращает меня в реальность. Я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, но он придерживает меня. Я умоляю мои кости перестать трястись.
— Ты в порядке? — Его глаза удивляют меня. Они такие же, как я помню: синие и бездонные, как самая глубокая часть океана. Его руки на мне такие нежные.
— Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался, — лгу я.
— У тебя нет выбора. — Он не смотрит на меня.
— У меня всегда есть выбор.
Он проводит рукой по волосам и сглатывает.
— Следуй за мной.
Мы в пустом пространстве, пустые акры заполнены мертвыми листьями и умирающими деревьями, с небольшими ложбинками талого снега в почве. Пейзаж разорен войной и пренебрежением, и это самое красивое, что я видела за столь долгое время. Солдаты прекращают топать, глядя, как Адам открывает для меня дверцу машины.
Это не машина. Это танк.
Я смотрю на массивный металлический корпус и пытаюсь подняться наверх, когда Адам вдруг оказывается позади меня. Он поднимает меня за талию, и я задыхаюсь, когда он сажает меня в сиденье.
Вскоре мы едем в тишине, и я не имею понятия, куда мы направляемся.
Из окна я рассматриваю все, что находится снаружи.
Я ем и пью, и поглощаю каждую мельчайшую деталь в мусоре, на горизонте, в заброшенных домах и рваных обломках металла, и стеклах, усыпавших пейзаж. Мир кажется осиротелым без растительности и тепла. Нет дорожных знаков: в них нет нужды. Нет городского транспорта. Всем известно, что автомобили теперь производятся только одной компанией и продаются по смешной цене.