Во имя Долга (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
Но мне сейчас было не до уточнения причин подобной перемены, следовало предпринять ряд шагов для убеждения Айдара и его компании в том, что я здесь один-одинёшенек.
Что делает человек, оказавшись в одиночестве и почти без шансов на спасение затерянным где-то на просторах галактики? Надо думать, предаётся унынию или пытается себя развлечь. Развлекаться было решительно нечем, поэтому мне оставалось пить.
За десяток минут накачаться алкоголем до такой степени, чтобы обмануть медицинские средства анализа, у меня бы, конечно, не получилось. Но я был почти уверен, что видимости Айдару хватит. Хорошо ещё, укус на предплечье почти затянулся, и сказать, сколько ему часов от роду, сходу было невозможно. Плохо же, что я фактически остался без одежды: рваная рубашка вызвала бы больше вопросов, чем полное её отсутствие в поле зрения, поэтому пришлось отправить элемент одежды в утилизатор. Ну да ладно; Айдар — человек вспыльчивый, и заставить его забыть о подобных мелочах было не так уж трудно.
Чем я занялся буквально с момента появления на пороге ударной группы Чёрных Демонов, и вдохновенно занимался дальше, пока мой оппонент не озверел окончательно и не попытался сделать из меня отбивную. Но сознание моё окончательно померкло с чувством глубокого удовлетворения: вряд ли теперь у Айдара останется желание что-то где-то искать и вылавливать нестыковки в моей на коленке слепленной легенде.
Пробуждение очень предсказуемо оказалось крайне неприятным. Проще говоря, очнулся я от острой боли, распростёртым на какой-то ровной поверхности, под слепящим ярким светом и довольным взглядом командующего Чёрных Демонов.
Ну, что, майор Зуев, добро пожаловать! У вас есть уникальная возможность выяснить, что такое Ад и Преисподняя ещё до окончательного туда переселения, и морально подготовиться к скорому переезду.
Единственным, что грело меня в сложившейся ситуации, была постепенно киснущая, а в конце концов — вовсе пошедшая красными пятнами физиономия Айдара. Просто минут через пять тесного общения я принялся «колоться» и заговорил. Вдохновенно, очень складно, с именами и явками. Поначалу пират даже обрадовался, но потом сообразил, что происходит, и впал в бешенство.
На память, воображение и логику я никогда не жаловался. Поэтому, припомнив ориентировки на оставшихся на свободе известных членов организации Чёрных Демонов, я принялся воспроизводить этот список едва не по алфавиту, указывая, где, как и когда они были завербованы.
Наверное, стоило бы ограничиться всего несколькими ключевыми именами и организовать пиратам внутренний конфликт, но я не видел в этом необходимости. Поимка этого ублюдка — дело времени, причём времени ближайшего. Что касается моего здоровья, говорливость по моим прикидкам давала немного больше шансов растянуть удовольствие и протянуть на пару минут дольше. Потому что если я буду молчать, мой собеседник окончательно разозлится, и просто ненароком прирежет.
Более-менее в себе я оставался где-то до двадцать четвёртого агента ФРУ, среди которых только девятнадцатый действительно был завербован, а все остальные… Самым ценным в моих рассказах было то, что их персонажи действительно имели возможность быть перекуплены мной или моими коллегами именно при тех обстоятельствах, которые я указывал. Тренированная память, да ещё при такой поддержке тяжёлой адреналиновой артиллерии, простимулированной болевыми ощущениями, выдавала такие опусы — сам от себя не ожидал!
Но оценить мои ораторские и сочинительские таланты собеседник был неспособен, и сознание в очередной раз меня покинуло. Правда, надолго его не отпускали, и каждый раз безжалостно выдёргивали обратно в реальный мир.
Примерно в таком режиме и продолжилось моё существование. Боль, усугублённая видениями физиономии Айдара, — отключка, боль — очередная потеря сознания, каждая из которых так и норовила стать последней. Талантливый и даже почти гениальный организатор (сколотить такую «империю» на пустом месте дорогого стоило) оказался совершенно бездарным палачом: у настоящего специалиста объект никогда не отключится вопреки его желаниям.
В конце концов разум устал от этих бесконечных бросков туда-сюда, и я впал в мутное полузабытьё между сном и явью. Утопая в ватном ощущении тупой упрямой боли, продолжал исправно отвечать на все вопросы Айдара, но уже по большей части бредил. Что именно я нёс и зачем собеседник меня слушал, я не понимал. Сознание проявлялось и фиксировало происходящее урывками, и в такие моменты я диву давался собственной фантазии. Что-то там такое было то про заговор радиоактивных летучих мышей (привет, зверушка!), то про корабли-убийцы, то про космический разум, то про мою собственную диверсионную деятельность на посту командующего ФРУ. И это только то, что я запомнил! В пору поражаться терпению отдельно взятых пиратских вождей. Лично я бы на его месте на второй минуте заткнул бы этот поток сознания или кляпом, или ножом.
Ко всем внешним повреждениям, оценить которые я сейчас не был способен, добавились «приятные ощущения», сопровождавшие выведение организмом каких-то не то наркотиков, не то «сывороток правды», вколотых мне, наверное, от отчаянья. Уж от чего мой организм был надёжно защищён, так это от химических, биологических и энергетических мозголомок: мозг скорее самоуничтожится, чем согласится поделиться записанной в его кластеры информацией под принуждением.
Теоретически, сломать можно было и эту защиту, но — не силами пусть и очень крутого, но отдельно взятого и не подкованного в таких развлечениях пирата. Замучить до смерти — это он мог, да, с превеликим удовольствием. Но всерьёз надеяться что-то таким примитивным способом узнать? Тю! Разведка умирает, но не сдаётся.
В конце концов «служитель культа» всё-таки устал и отпустил мою душу на покаяние, и я погрузился в блаженную темноту горячечного беспамятства.
Следующее… пробуждением это было сложно назвать, скорее — «пришествие в себя» неожиданно оказалось отличным от всех предыдущих. То есть, выдернула из забытья меня опять-таки боль, но совсем не такая, как прежде. Несколько секунд потратив на размышления и сборы с мыслями, я даже понял, что стол подо мной мелко трясут и, кроме того, упорно тянут меня куда-то с этого самого стола. Упомянутую боль причиняли именно попытки заставить измученное тело двигаться.
— Да приходи уже в себя, сколько можно?! — отчаянно прошипел над ухом чей-то голос. Хм. На Айдара не похоже.
С трудом разлепив глаза и сфокусировав взгляд, я тихо выдохнул, стараясь поменьше шевелить разбитыми губами:
— Ты что тут делаешь, дура?!
— Тебя, идиота, пытаюсь спасти, — огрызнулась зверушка, стягивая мои ноги со стола и пытаясь для начала меня усадить. — Дырку над тобой в небе, я в тебя вогнала лошадиную дозу стимуляторов, почему они не действуют?!
— В меня уже столько всего вогнали, это не удивительно, — процедил я, честно пытаясь опереться хотя бы на руку. Конечности тряслись и не слушались, перед глазами всё расплывалось и норовило сорваться пёстрой круговертью. Но зато — приятный сюрприз! — все конечности, вплоть до пальцев, присутствовали на положенных местах. — Я что тебе сказал сделать?!
— При первой возможности уходить, так я этим и занимаюсь, — недовольно пропыхтела она, пытаясь ввинтиться мне под локоть и послужить дополнительной опорой. — Да шевелись ты уже, или застрелись, наконец, самостоятельно! — прошипела зверушка, упираясь острым плечом куда-то мне в рёбра, цепко сжимая пальцами одной руки моё предплечье, а второй — крепко обхватывая поперёк талии.
Каждое прикосновение добавляло «приятных» ощущений, дали о себе знать абсолютно все раны. Более того, казалось, всё тело — это одна сплошная открытая рана, потому что болели даже волосы на голове. В глазах потемнело, и медленное кружение и мелкое потряхивание сменилось чёрными пятнами. Что характерно, тоже прыгающими вверх-вниз и из стороны в сторону.
Тем не менее, стреляться мне очень не хотелось, да и вообще нестерпимо хотелось жить, как можно дольше и, главное, как можно дальше от этого места. И я всё-таки попытался поднять свой вес (или хотя бы его часть) самостоятельно и встать на ноги. Получилось только отчасти: кажется, на левой ноге были повреждены сухожилия. Да и пятна перед глазами слились в одну сплошную пелену, и я совсем ничего перед собой не видел.
