Лекарство - Ксения Гранд
– Сильвер, я полагаю?
За спиной мужчина лет за пятьдесят.
– Здравствуй, дорогуша, – он приобнимает меня за плечо, будто мы старые друзья. – Как Другая сторона? Слышал, вы там немало времени провели.
Замечаю у него в руках пустой бокал. Да он пьян! Ужасное дыхание и заплетающийся язык тому в подтверждение.
– Ну так как? Вы на славу повеселились? Должно быть, это было забавно попасть на дикие земли после цивилизованного мира.
Убираю его руку со своего плеча. Забавно – это явно неподходящее слово для Другой стороны. Весь тот ужас, голод, страх, которые я пережила. Искалеченные тела, кости, пепел… Это явно не было забавным.
– Если вы имеете в виду искалеченные тела и кости на усыпанной пеплом земле – то, да. Это было весело.
Ухмылка, колебание и свист утопают в потоке смеха.
– А вы у нас шутница, я погляжу?
Выдавливаю из себя улыбку и ныряю в зал, хотя на самом деле хочу нырнуть куда-то поглубже, где меня никто не найдет и не станет сыпать вопросами, вроде «как дела?», «как ты?». Никак. Мы незнакомы. Я вас не знаю. Никого из вас, разодетых аристократов, и не нужно делать вид, что мы друзья. Это раздражает. Даже больше, чем ваше неестественное восхищение. От публичности хочется выть волком. Меня буквально тошнит от милых лиц и улыбок. Я глотаю бокал за бокалом, хоть и чувствую приличное головокружение. Может, хоть это поможет расслабиться. Блуждаю по залу и вдруг натыкаюсь на дверь, ведущую на балкон. Она прикрыта шторой так, что ее сложно заметить. На балконной площадке темно и тихо. Идеально. Чувствую, как зимний воздух холодит кожу. Так приятно и совсем не холодно. Наверное, из-за алкоголя.
– Прячешься от гостей?
Чуть не роняю бокал, но вовремя сжимаю ножку. Ну почему он всегда так подкрадывается?
– Вышла подышать свежим воздухом, пока моя голова не взорвалась от трепа.
Блэквуд подходит к балюстраде. И снова этот взгляд, который я сегодня ловила постоянно.
– Что? Сегодня все на меня смотрят, как на падшего идола.
– Это из-за одежды.
– Слишком открыто?
– Нет, из-за цвета.
Платье черное, и что с того?
– По традициям сиринити праздничным цветом считается красный. Черный ассоциируется с отречением и трауром. Гости могут неправильно воспринять.
– Но ты тоже в черном.
– Я Верховный Жрец. Я всегда в черном.
Всегда в черном… Означает ли это, что Блэквуд добровольно отрекается от всего ради блага сиринити? Я не раз замечала, что его одежда, мягко говоря, не блещет разнообразием цветов, но никогда не задумывалась об этом с такой стороны.
– Нужно было надеть красное.
– Какая разница, – делаю глоток вина, – черный, красный… Мы ведь не для демонстрации нарядов собрались.
Он поворачивается. Смотрит на меня неприлично долго, словно заметил что-то, чего раньше никогда не видел.
– Ты что, пьяна?
– Нет.
Поспешно сглатываю, но вино застревает в горле.
– Немного.
Он устало потирает переносицу, и я впервые вижу, как Блэквуд закатывает глаза. Закатывает глаза! Надо же. Не думала, что он способен на такие сложные мимические жесты. До этого единственным его проявлением эмоций было сдвигание бровей и сжимание губ.
– Этого не хватало.
– И ты туда же? Будешь отчитывать меня?
– Ты ведешь себя как ребенок.
– Ну и что? – сажусь на балюстраду. – Может, я и есть ребенок. В мире не все идет правилам. Разве ты всегда поступаешь как нужно?
– Да.
– И тебе никогда не хотелось поступить как хочется тебе?
– Слезь.
– Что?
– Слезай оттуда.
Чувствую, как вырастает на моем лице улыбка.
– Ты что, за меня переживаешь?
– Просто не хочу портить всем вечер новостью о твоей скоропостижной кончине.
– Конечно, – специально наклоняюсь назад, чтоб он поволновался. – Но ты можешь не волноваться. Я уже большая девочка и сама могу о себе поз…
Рука соскальзывает. Я валюсь назад и оказываюсь снова на балконе, в объятиях Блэквуда. Его руки крепко держат меня за талию. Воздух становится тяжелым, как гранит, но не потому, что я была на волоске от смерти, а оттого, что он рядом, так близко, слишком близко. Как тогда в пещере. От ощущения пальцев на спине расползаются сотни мурашек. Так необычно, словно крохотный электрический заряд. Так происходит каждый раз, когда он хотя бы мельком ко мне прикасается. Интересно, он чувствует то же? Он не отодвигается, хоть опасность уже и миновала. Просто смотрит на меня так пронзительно, словно впервые увидел кого-то так близко. Внутри все закипает от неловкости и бурлящего по венам вина. Нет, не могу. Это слишком.
– Мне… нужно идти.
Направляюсь к двери, когда в спину вдруг врезается тихое:
– Спасибо.
Застываю на месте. Мне не послышалось?
– Что ты сказал?
– За помощь на Другой стороне. Я бы не справился один.
Не могу поверить ушам. Это действительно происходит? В голове всплывают слова Мирилин: «Не знает слов благодарности, никого не щадит, не ценит. Ему все одинаково безразличны». Может, и так. Но лишь потому, что никто раньше не проявлял благодарности ему.
– Не за что.
Проскальзываю сквозь занавесь, мимо столов, сквозь толпу и ловлю себя на мысли, что не перестаю улыбаться. Пятнышко тепла разливается по грудной клетке. Меня поблагодарил сам Дориан Блэквуд! Вы понимаете, что это значит? Он меня ценит, а это уже большее, на что можно было рассчитывать. Замечаю, что что-то изменилось. Гости больше не бродят по залу в поисках мишени для сплетен. Они собрались кругом, обнажив кусочек зала. Вижу, как машет мне Мирилин. Она стоит прямо перед сценой.
– Быстрее, начинается!
Шепот зала стихает, как только в центре появляется Кристиан.
– Благодарю всех за присутствие. Сегодня знаменательный день. День, который положит конец столетней войне и заложит начало новой эры – эры сиринити, – он обходит сцену по кругу. – Многие годы нас считали слабыми. Нас презирали, подавляли, уничтожали те, кого мы считали братьями, с кем боролись, кого боялись. Те, от имени которых стынет кровь в венах. Моровы.
По залу пробегает волна вздохов.
– Жестокие, кровожадные… Они провозгласили себя выше людей, выше богов, выше нас, но на самом деле хотели лишь одного – власти. Долгие годы они угнетали нас, заставляли жить на улице, как крыс, но сегодня…
Он останавливается передо мной, будто я должна продолжить. Все смотрят на меня. Чувствую себя некомфортно.
– …сегодня все наконец закончится.
Он идет в центр, а я вздыхаю с облегчением.
– Благодаря мужеству наших стражей, не побоявшихся положить на кон свои жизни, я со всей гордостью могу представить вашему взору то, ради чего мы сражались и умирали, умирали и воскресали, воскресали и возрождались из пепла, – он достает из кармана флакон. – Лекарство.
Вздохи восторга, удивления, неверия проносятся мимо ушей, как вой ветра. Кристиан любуется, как свет лампы отражается в хрустале, затем берет бокал, который подносит
