Леди Некромант (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна
— Надежды почти нет, — честный приговор прозвучал похоронным колоколом. — Не знаю, почему она до сих пор жива.
Эстас молча смотрел на высокого лекаря. Некстати подумал, что седина в его черных волосах похожа на пепел погребального костра. Стало холодно до дрожи, сердце, казалось, оборвалось.
— На ней живого места нет, — встретив взгляд командира, подчеркнул маг. — Силы моих заклинаний не хватит, чтобы исцелить все раны. Я бы на вашем месте послал за священником.
Эстас отшатнулся от дурного вестника, стиснул кулак.
— Я сделаю все, что смогу, — пообещал врачеватель. — Но вы должны быть готовы к тому, что она не выживет.
Лекарь чаровал над Кэйтлин больше двух часов, но никакого улучшения в состоянии жены Эстас не замечал. Рука Кэйтлин по-прежнему оставалась ледяной, губы бледными, а по выражению лица было ясно, что она страдает.
За несколько часов комната пропахла лекарствами, болью, смертью и безнадежностью. Находиться там, рядом с умирающей, ощущать свое совершенное бессилие и вынимающее душу отчаяние Эстас больше не мог. Страх захлестывал сердце волнами, и Эстас вышел в коридор, чтобы хоть немного собраться с мыслями.
Он открыл дверь и чуть не споткнулся о заплаканную и совершенно несчастную Тэйку. Напуганный Ерден сидел рядом с ней на полу, обнимал девочку и пытался хоть как-то утешить. Оказалось, дети не ложились, пока не приехал маг, и слышали его слова. К счастью, появилась Джози. Ее лицо было припухшим, глаза красными, но осипший голос звучал нарочито бодро, и обоих детей она увела в спальню Тэйки. Правильный выбор, подальше от Кэйтлин, поближе к полкам со сказками.
К себе Эстас так и не зашел — почувствовал, что его место не там. Внутренний голос говорил, что нужно быть с женой. Маг все еще работал и, казалось, не заметил пятиминутного отсутствия командира. Из-за заклинаний пальцы астенца сияли оранжевым и золотистым светом, но это по-прежнему оставалось единственным ощутимым эффектом волшебства.
Дьерфин обеспокоенно ловил взгляд командира, но Эстас меньше всего на свете хотел разговаривать. Он вернулся на свое место у постели Кэйтлин, снова взял ее за руку и молча наблюдал за астенским магом, пока тот не закончил чаровать и не отступил от постели.
— Это ее немного поддержит, — лекарь с явным сомнением смотрел на Кэйтлин и качал головой. — Мне нужно выспаться и поесть. Утром, когда резерв восстановится, я продолжу, — он устало потер лицо и добавил: — Если она столько протянет.
Дьерфин заверил, что комната для гостя уже приготовлена, а об ужине позаботятся, и вышел вместе с магом, оставив Эстаса наедине с женой.
Он окликал ее по имени, когда она звала его, говорил ласковые слова. Страх потерять Кэйтлин будто выжег сердце. Казалось, мир рушится на глазах.
В отчаянии Эстас лег рядом с женой и обнял ее в обреченной на провал попытке согреть. Тогда же и сказал, наконец, самое важное, о чем так и не решился заговорить, пока был шанс. Другого способа помочь и хоть как-то справиться с собственной душевной болью и ужасом Эстас не знал.
* * *Боль, сильная настолько, будто мне ломали все кости. Чернота, холод и невозможность проснуться. Я пыталась вырваться, знала, что если не смогу, то снова встречусь с наблюдающим за мной Смертью. Знала, что в этот раз уйду с ним на ту сторону. А мне так хотелось воспользоваться шансом и поговорить с Эстасом!
Правую руку грел ободок обручального кольца. Символ моей связи с Эстасом помогал бороться с мраком, отгонял образ Смерти, рассеивал алые искры.
Тепло, будто ласковые объятия Эстаса, прекрасный аромат его духов, тонкая, свежая нотка мяты — все это прорывалось в мой тяжелый, мучительный сон, давало силы бороться. Боль слабела, и пристальный взгляд Смерти ощущался все меньше.
Из окружавшего меня мрака постепенно проступали очертания знакомой мебели. Моя комната в Рысьей лапе, коровий череп на стене, желтоватый свет ночника и Эстас, обнимающий меня со спины.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — Пожалуйста, не сдавайся.
Темнота накрыла меня снова, но теперь сон принес облегчение.
Когда я снова открыла глаза, было утро. В комнате стало значительно светлей, но чудесные объятия Эстаса никуда не делись. Осторожно повернувшись, встретилась взглядом с мужем. В серых глазах читались радость и надежда.
— Я люблю тебя, — призналась я.
— И я тебя люблю, — он улыбнулся и, ласково коснувшись моей щеки, поцеловал в губы.
Легкий, нежный поцелуй, приятно колотящееся сердце, томление и счастье. Одно на двоих, искрящееся, невесомое и всеобъемлющее счастье. Я знала, что все у нас будет хорошо, просто отлично, иначе и быть не может.
* * *Астенский маг, зашедший еще до завтрака проверить, как действуют его заклинания, поглядывал на жену настороженно, словно ждал, что вот-вот наступит необратимое ухудшение. Кэйтлин выглядела слабой, истощенной, но счастливой, и Эстас взгляда не отводил от жены, любовался сиянием прекрасных изумрудных глаз.
Маг добавил к заклинаниями новые, но в этот раз чаровал не так долго — его резерв восстановился не полностью. К счастью, Кэйтлин хватило этой подпитки.
— Он ночью советовал послать за священником, — пояснил Эстас, когда маг вышел.
— Он не знал о твоем волшебстве, — жестом позвав мужа снова лечь рядом, улыбнулась Кэйтлин.
— О моем? — он удивленно вскинул брови, с удовольствием выполняя просьбу.
— Да, — она обняла его, положив голову мужу на грудь. — Ты знаешь это по сказкам, но кто во взрослом возрасте верит в такие вещи? В сказках говорят, что любовь лечит. На магическом уровне это действительно так. Чувства, эмоции способны творить чудеса. Любовь дает силы, оберегает. Благодаря ей я смогла защитить тебя от шамана, а ты исцеляешь меня.
Кэйтлин не признавалась, что общение с астенским магом ее утомило, но это ощущалось и так. Жена говорила все медленней, будто боролась со сном. Эстас укрыл любимую, положил руку ей на плечи. Ее дыхание становилось ровней и глубже.
— Я люблю тебя, — пробормотала она сквозь дрему, и в этот момент Эстас почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
* * *Первые два дня остались в памяти обрывками. Объятия Эстаса, осязаемый страх за меня, тревога заплаканной Джози были яркими пятнами в тумане слабости и боли.
Тэйка, винившая себя во всем произошедшем, несколько раз заходила ко мне, просила прощения, благодарила за то, что я защищала ее от шамана. Бедная девочка никак не могла поверить, что мы с мужем действительно ни в чем ее не виним, и изводила сама себя упреками и угрызениями совести.
Ситуацию ухудшало то, что мой запас обезболивающих закончился, истощившийся маг ничем помочь не мог, а неодаренному лекарю Дарлу было не под силу сварить нужные зелья. За ними пришлось посылать гонца в Астенс, а без них боль была такая, что я даже выгоняла Эстаса из комнаты. Не хотела, чтобы он видел, как я рыдаю, впившись зубами в подушку, и страдал от собственного бессилия. В таком состоянии я не могла защищать других магов от своих эмоций, поэтому Тэйка и Ерден отлично чувствовали, насколько мне больно.
Понятно, что с такими подтверждениями Тэйка укреплялась в мыслях о собственной вине и не верила отцу, считала, он лишь хочет ее утешить. Годи, за которым Эстас в первую ночь все же послал, советовал дать ребенку немного времени и обстоятельно поговорить с ней, когда я полностью поправлюсь.
На третий день утром привезли обезболивающее, и астенский маг уехал, сказал, что теперь нужно только время на восстановление. В качестве платы потребовал рецепты зелий из моей аптечки. Он искренне верил, что именно из-за этих лекарств его собственные чары подействовали столь быстро и успешно.
Для меня этот день стал очень тяжелым. Сходя с ума от боли, я выпила больше зелья, чем следовало. Боль почти ушла, но я провалилась в полусон, в постоянно повторяющийся кошмар о бое с шаманом. Эту вереницу образов прервал Айн Хардон.
