Ну, здравствуй, жена! - Татьяна Геннадьевна Абалова
- А кто вас знает? - его гостье явно хватило и предыдущей кружки. - Помнится, в прошлый раз не углядели. Пши, пши-пши...
«Боже, как давно был тот поход в поселок! Любовница Изегера еще была жива-а-а-а...» - Юля будто наяву увидела, как лицо Эрди некрасиво окрасилось зелеными подтеками, и она растерянно хлопает ресницами.
- На, поешь, - Михайка пододвинул чашку с дымящейся картошкой, сверху политой маслом с прозрачными шкварками. - А то до дому тебя придется на закорках нести.
Юля фыркнула, но увидев помрачневший взгляд друга, повернулась к трактирщику, словно это он не верил, что вымахавший за время ее отсутствия чуть ли не на двадцать сантиметров мальчишка не способен донести ее до замка.
- А что? Михайка сильный. Это год назад он был маленьким и щуплым, а теперь...
Она согнула руку в локте и похлопала себя по плечу.
Трактирщик осуждающе покачал головой и, забрав пустой кувшин, вернулся за прилавок.
Как только «зеленая девочка» появилась в его владениях, впуская с улицы клубы холодного воздуха и снега, идущего второй день подряд, Сахир-га, которого знали в поселке как дядька Сахай, обрадовался. Плясал вокруг нее, не зная, как угодить. Улучив минуту, написал короткую записку «Юли-са вернулась» и отправил к условному месту сынишку. А она даже не поинтересовалась, как там степь, оправился ли после драки с лордом Раттар-ка, хотя точно знала, что он, трактирщик, не простой человек, а родной брат вождя Ури-цы.
- Пши-пши, пши-пши-пши...
На улице стемнело, и в трактире прибавилось людей. Но шум не мешал посапывающей во сне Юлии, скрутившейся на скамье калачиком, лишь Михайка озабоченно поглядывал в окно, соображая, как бы половчее доставить в замок подругу, обмякшую от кружки хмельного кремвиля. «И ведь не впервой с ней такое! Помнится, как только в замке объявилась, тоже заснула на лестнице, словно пьяница какая-нибудь».
Михайка вздохнул и перевел взгляд на трактирщика, который нет-нет да поглядывал в их сторону.
«К себе домой ее вести нельзя, отец с утра гонял мать, и та теперь заночует в прачечной. Пешком до замка просто не доберемся, рухнем в снег и замерзнем. Может, лошадку у дядьки Сахая попросить? Вроде нравится ему Джулия. А вдруг предложит на втором этаже спать укладываться? А там только семейные пары или... Нет, Джулия не такая. И я не такой. И дернул же нас Валаах потащиться в трактир!»
Кто же знал, что она, слушая истории, сама не заметит, как прикончит кружку до конца?
А порассказать Михайке было о чем. Чего уж там. О том, как он ездил с лордом на охоту, как гонял урийцев, пришедших за новым урожаем урдука, как сцепился в горах с хаврюгой - дикой родственницей свиньи, которая своими клыками едва не распорола ему пузо, как долгими вечерами, сидя у костра, в котором пеклись клубни картошки, они с грустью вспоминали сбежавшую к степнякам жену лорда Ханнора.
- А он что? Злился? Обзывал нехорошими словами? Или смеялся надо мной?
- Дура, он любит тебя... Ой, прости, я забыл, что ты... вы его жена...
- Да ладно... Обращайся как прежде. Какая я жена? Так, одно название.
- Не название!
- А почему тогда бросил? И носа уже седьмой день не кажет? Я, Михайка, для него никто. Ни любовница, ни жена. Одно недоразумение со строном на шее.
- Глупая. Ты бы в его глаза посмотрела, когда он думал о тебе...Там такая тоска...
- Какая? Такая? - Юля выдвинула подбородок, а глаза у нее были пьяными-пьяными.
- Поспать бы тебе...
- Ага. Я сейчас... - и принялась укладываться, сунув под голову его, Михайкину, шапку.
Ближе к полуночи в дверь вошли двое. Капюшоны низко надвинуты на лица, меховые воротники подняты, на руках рукавицы из шкуры козла, на ногах вывернутые замшей наружу сапоги.
Постояли у порога, стряхнули с широких плеч снег, потопали по циновке, что специально стелилась для таких целей, коротко переглянулись с трактирщиком и направились туда, где, подперев щеку кулаком, страдал Михайка.
Гуляющие в трактире люди даже не посмотрели на вновь прибывших - в такую стужу все замотаны с головы до ног.
- В-в-вы кто? - мальчишка не хотел показать, что испугался, но голос сорвался на фальцет.
Вдруг стало так тихо, точно уши заткнули пальцами. Михайка лихорадочно обернулся, боясь, что сейчас все выпивохи смотрят на него, готовясь грохнуть смехом из-за его петушиного выкрика, но едва не упал от страха - за спиной плыл воздух, и был он до невероятности тяжелым и густым. Казалось, сунь в него руку, и та непременно застрянет. А за воздушным маревом по-прежнему выпивали и ели, о чем-то говорили люди, но рты их открывались беззвучно.
- Тише, малец, тише! Мы друзья, - проговорил один из мужчин, скидывая с головы капюшон. Его длинные волосы были разделены ровным пробором и заплетены в две косы.
«Степняки?!»
Сердце Михайки, и так готовое выпрыгнуть из груди, забилось будто раненная птица, что бездумно хлопает крыльями: открывшийся взору ворот незнакомца не оставлял сомнений - он был расшит на урийский манер.
Мужчина с косами, в отличие от своего товарища, который так и не снял капюшон и молча наблюдал за людьми в трактире, присел на корточки у скамейки и убрал со лба спящей девушки волосы.
- Не смейте! - Михайка поднялся, но властным движением руки, тяжело легшей на его плечо, был усажен назад.
- Мы друзья, - тихо повторил черноволосый, не спуская глаз со спящей Джулии.
Мягкая улыбка, появившаяся на его лице, сделала урийца в глазах Михайки не таким уж страшным. Он немного успокоился, но оставался настороже.
«Вдруг дикари вздумают выкрасть Джулию? Что тогда делать? Вцепиться в них и кричать или дать уйти, проследив путь? А может, и она не против, чтобы ее унесли в степь? Откуда-то же они узнали, что сегодня Джулия придет в трактир?»
И пока уриец разглядывал безмятежное лицо леди Ханнор, Михайку посетила последняя, паническая мысль:
«А ведь Джулия ни разу не сказала, что любит милорда!»
Для него любовь была определяющей. А раз нет чувств, значит, человек волен поступать как заблагорассудится. И кто он такой, чтобы мешать чужому счастью? Вон, у степняка и улыбка хорошая. Видать, любит Джулию крепко. Наверное, и она не против. Не зря же целый год оставалась в степи, хотя ее ждали в замке...
«Эх,
