Холодный ветер, строптивая вода - Нина Линдт
- Я не знаю, Эллен, - честно ответил король, отведя взгляд. - Маэстро Фермин считает, что маги развивают свои силы, если счастливы в браке. От единения или полярностей магии силы каждого увеличиваются. Но мы не подходим под это определение. И все же, наши силы растут с каждым днем.
- Твои тоже? – удивленно посмотрела на него я.
Генрих снял тушку кабана с огня, притушил пламя, потом кивнул.
- Да. Я заметил это недавно, ветра подчиняются мне быстрее, чем раньше. Но ты не бойся, Эллен. Ты умная женщина, и придумаешь, как управлять силой, когда научишься ее видеть. Не переживай. Я буду рядом и помогу тебе. А теперь я пойду делать лекарство. А тебе придется меня послушать. Эти язвы могут продержаться несколько дней. А нам надо как можно скорее вернуться в крепость.
Генрих принес травы, показал, как надо пережевать листья до кашицы, я выставила его за дверь и принялась намазывать лекарство на язвы. Они чесались и горели, некоторые из них дергало, как гнойные нарывы. Пришлось лежать после, задрав юбку платья, потому что все ноги были в следах осоки. Лучше не становилось.
Через пару часов страданий я начала сбавлять свое упрямство, пока не набралась сил выйти из домика. Генрих заканчивал делать заготовки мяса. Просто удивительно, каким хозяйственным оказался король, которого я считала изнеженным всеобщей любовью и вниманием. Хотя… я ж его в мирное время не знала. Может, он только и делал, что на охоту ездил со своими друзьями?
- Как ты? – коротко спросил он, когда, повернувшись, заметил меня на крыльце.
- Хуже, - призналась я.
Король умылся водой из ведра, вымыл руки. На нем уже была рубашка, но рукава были высоко закатаны, а ворот раскрыт.
- Покажи, - он подошел ко мне и посмотрел запястья. На них красовались налившиеся кровью нарывы.
- Пойдем, - король легонько толкнул меня в избушку. – Садись, - так же сухо приказал Генрих, взял траву и стал разжевывать круглые мясистые листочки в кашицу. Потом осторожно намазал на нарывы.
- Надо густо мазать, иначе не поможет. Руками не двигай, постарайся подождать, чтобы само высохло. Где еще?
Я покраснела.
- На стопах…
Он чуть приподнял мне платье, но, увидев язвы и на голенях, поднял юбки выше.
- Генрих! – возмущенно начала возражать я. Румянец стыда ожогами зарделся на щеках.
- Ты моя жена, Эллен. И мы прекрасно понимаем, что это необходимость, а не соблазн. Так что давай без глупостей! – король смотрел на меня совершенно невозмутимо. – Или хочешь получить шрамы от язв?
Я замотала головой. Этого еще не хватало!
Король осторожно поднял подол платья выше колен, осмотрел одну из ступней, пережевывая травы, и стал наносить осторожно кашицу.
Я не могла даже представить себе, что опасность будет не в том, что его может как-то соблазнить прикосновение ко мне, а в том, что мое сердце вдруг замрет, когда король притронется вовсе без интимного контекста, а прикладывая лекарство к язвам. Я еле сдерживалась, чтобы окончательно не погрузиться в приятное проживание этого контакта. Это казалось мне чуть ли не изменой, и я понять не могла, с чего вдруг такое удовольствие? Теплые пальцы Генриха растягивали язву с двух сторон, а другой рукой он втирал кашицу из трав. Затем его ладонь перемещалась к следующей ранке вверх по голени, а у меня едва хватало выдержки, чтобы не показать, как это приятно. Возможно, именно язвы сделали кожу такой раздражающе чувствительной?
Но тут его ладонь коснулась нежной кожи на внутренней стороне бедра, и я тихо застонала
- Потерпи, - попросил король. – Это последняя.
Я вцепилась в шкуру, зажмурилась сильно-сильно, но мне хотелось… Мне хотелось, чтобы он погладил меня выше, еще выше, чтобы прикоснулся не только рукой, но и губами…
Но тут король встал.
- Все, теперь уже все, Эллен. Ты часто дышишь, так больно было? Бедная…
Я промычала что-то неразборчивое в ответ. Король сел рядом, и я уткнулась лицом ему в плечо. Как же он приятно пах! Хотелось пропитаться его древесным ароматом, пустить в него корни…
Что за бред мне лезет сейчас в голову? Я попыталась вспомнить лицо Миши, но не получалось, и от этого стало страшно.
- Генрих… а от этой мерзости может быть жар?
- Я ни разу не видел. Но ты и впрямь вся горишь, - он заботливо положил ладонь мне на лоб.
Я подняла лицо, чтобы ладонь прошлась по нему, прикоснулась к ней губами. Король резко отдернул руку.
- Генрих… мне плохо… у меня странные мысли. Мне страшно…
Он помог мне лечь, смочил в холодной воде платок и приложил мне ко лбу.
Я нежно гладила его руки, тянулась к нему в объятья.
- Эллен… Что с тобой? – в голосе Генриха слышалась тревога.
- Генрих…- я посмотрела на него с мольбой, но еще не понимая, о чем прошу. Но увидела желание в карих глазах короля, и все стало вдруг ясно и для меня: я желала его больше всего на свете. Генрих склонился надо мной, я переплела свои пальцы с его…
Очнулась я резко. Словно что-то меня разбудило, но кругом было тихо. Мы лежали с королем в обнимку, я была полураздета. Весь ужас происшедшего обрушился на меня так же внезапно, как я очнулась. Король спал, крепко держа меня в объятьях. Мое бедро было заброшено на его ногу. Я расплакалась, понимая, что странное действие отравляющей травы привело меня к бедствию: я потеряла девственность не с тем человеком, и теперь непонятно было, как смотреть Мише в глаза. Да и Генриху тоже.
Генрих, почувствовав, что я пошевелилась, крепче притянул меня к себе сквозь сон, но я оттолкнула его и разрыдалась громче.
- Что? Что случилось? – он проснулся, отпустил меня и приподнялся на локте.
- Что я натворила! Генрих! Что я натворила! Это не я была, а эта проклятая трава! Это все ошибка, ошибка… Как же мне стыдно!
- О чем ты, Эллен? – он потер рукой лоб.
- О том… что случилось… между нами… - всхлипывая, ответила я.
Король на миг прикрыл глаза и покачал головой, мимолетно улыбнувшись. Потом пригладил бороду и ответил:
- Ничего
