Жестокие наследники - Оливия Вильденштейн
— Кроме того, ты не забыла, что должна мне гаджой, Трифекта?
Я уставилась на него, разинув рот.
— Ты не посмеешь использовать его, чтобы скрепить наши сущности.
— Не посмею? Я… как это ты меня раз назвала?…о да, жестокий.
На моём лице снова появилась улыбка.
— Очень даже.
Его улыбка стала ещё шире.
— Но я только что придумал для этого гораздо лучшее применение.
— Правда?
— Амара Вуд, что ты чувствуешь ко мне?
Что я чувствовала? Как бутылка взболтанного волшебного вина, наполненная пузырьками, которые поднимались и лопались у стенок моей груди, а затем и у слизистой оболочки живота. И, о чёрт… мой желудок сжался.
Я посмотрела на свой пупок, а затем подняла глаза на лицо Римо.
— Не могу поверить… что ты использовал… свой гаджой, чтобы…
Беспокойство заставило улыбку исчезнуть с его лица.
— Прости. Я думал… Я не хотел…
— Извлекать чувства с помощью грубой силы? — поскольку судороги не уменьшались, я выпалила: — Я люблю тебя, ты, багва.
Сильная боль прекратилась.
Он обвил руками мою талию, черты лица всё ещё были искажены чувством вины.
— В моём представлении это выглядело гораздо более романтично.
Несмотря на то, что мне больше не было больно, я медленно вдыхала и выдыхала.
— Угу.
— Мне, правда, жаль.
Его румянец сказал мне, что так оно и было.
— Самое меньшее, что ты можешь сделать, это сказать мне, что ты чувствуешь ко мне сейчас.
Вскоре его кожа утратила свой розовый оттенок.
— Как насчёт того, чтобы я вместо этого показал тебе?
— Ты хорошо владеешь словами.
Он коснулся края моей острой, уже не окрашенной синяком скулы. Моё быстрое заживление началось в тот момент, когда я приземлилась в Неверре.
— А ещё я хорошо управляюсь со своими руками.
Словно в подтверждение этого утверждения, он провёл пальцами по моей обнажённой спине, наткнувшись на завязку моего топа от бикини.
— И языком.
Он умел. Он также хорошо умел менять тему разговора, когда ему это было удобно. Вместо того чтобы подначивать его также, как он давил на меня, я сказала:
— Забудь, что я спрашивала. Я знаю, что нравлюсь тебе, и на данный момент этого достаточно.
Я поцеловала его угасающую улыбку.
Он отодвинулся от меня.
— Амара, я был вдали от тебя целый час, и это был самый грёбаный час одиночества в моей жизни.
Моё сердце совершило крошечный кульбит.
— Я уже давно люблю. И неуверенный в себе фейри, которым я являюсь, боялся, что ты ещё не готова.
— Когда это мы выходили из поезда на разных остановках?
Его брови изогнулись.
— Слишком рано для тюремного юмора?
Он улыбнулся и покачал головой.
— Никогда не бывает слишком рано превратить что-то плохое во что-то хорошее.
Наконец, он наклонился, остановившись в паре сантиметров от моих губ.
— И просто для ясности, мы с тобой никогда не выйдем на разных остановках.
— Что, если я увижу дракона на платформе и мне очень захочется остановиться?
Огонь. Я играла с огнём.
Его хмурый вид был довольно грозным.
— Я бы убил Джошуа, а потом заставил бы наших отцов привести меня к присяге как нового драку.
Его руки собственнически обвились вокруг моей спины.
— Ты… неравнодушна к драконам?
Я улыбнулась.
— Мне нравятся рыжеволосые с вспыльчивым характером и мягкими сердцами.
— Мягкое сердце, — проворчал он. — Я думал, мы уже всё выяснили. Во мне нет ничего мягкого.
Он снова притянул меня к себе, едва не оставив синяки на моём животе.
Улыбаясь, я протянула руки и обвила ими его шею, затем приподнялась на цыпочки — хотя могла бы и левитировать — и прижала свою улыбку к пульсирующей жилке под его родимым пятном, прежде чем вспомнила, что мы на открытом месте, где нас может увидеть кто угодно. Я опустилась на пятки и посмотрела вверх. Конечно же, мои новые охранники были прямо там, патрулируя воздушное пространство над моим маленьким домом.
Когда Римо поднял глаза, они тут же отвели их в сторону.
— Внутрь. Сейчас же.
Его рука переместилась на мою поясницу, когда мы проходили через открытые створчатые двери моего бунгало.
Когда он потянулся к ручке, чтобы закрыть их, я мысленно захлопнула большое оконное стекло. Он вздрогнул, хотя знал мой арсенал сил так же хорошо, как и все остальные в королевстве.
Возможно, даже лучше.
— Это, — он постучал себя по виску, указывая на мой телекинез. — Это никогда не перестанет вызывать у меня ревность.
Он шагнул ко мне, но прежде чем он успел прикоснуться ко мне, я сказала:
— Я чуть не забыла кое-что.
Его брови сдвинулись.
Я пролистала свой Инфинити, пока не нашла платье, которое мне понравилось больше всего. Ещё одним движением пальца я сменила своё красное бикини на расшитое бисером платье телесного цвета. Я не была уверена, было ли это отражением позолоченных бусин или тем фактом, что его глаза больше не были зелёными, но они казались жидким золотом, когда он рассматривал меня.
Отрывистый звук зародился в его горле и завибрировал в тёплом воздухе.
— Я был большим поклонником красного бикини. На случай, если ты захочешь взять это на заметку.
Несмотря на то, что мои ноги были прикованы к полу, то, как он смотрел на меня, заставляло меня чувствовать себя такой же невесомой, как звёзды за моим окном.
— Принято к сведению.
Он ещё некоторое время пристально смотрел на меня, прежде чем, наконец, сократил расстояние между нами, перебросил мои высохшие волосы через плечо и наклонился ко мне.
Я прижала ладони к его груди.
— Подожди. Я хотела тебя кое о чём спросить.
Он выпрямился, одна из его тёмно-каштановых бровей приподнялась.
— Продолжай.
— Во-первых, твоя мать разочарована тем, что мы… что ты?..
— Нет. Она сказала мне убедиться, что я не переступаю черту, иначе твоя мать отравит меня газом, но…
Моя челюсть отвисла.
— Ты шутишь? — я ахнула. — Нима никогда бы этого не сделала.
— Расслабься. Я шучу.
Я шлепнула его по руке.
— Это было не смешно.
— Прости. Не смешно.
Он бросил на меня печальный взгляд, откидывая назад свои рыжие локоны.
— Правда в том, что мама сказала мне, что я не должен был вводить тебя в заблуждение, если не был уверен. Что она достаточно уважала Кэт, Эйса и тебя, чтобы не подвергать их дочь моему распутству.
— Серьёзно?
— Я даже не знал, что она была в курсе моих похождений, но да, серьёзно.
— И что?
— Я сказал ей, что люблю тебя.
Моя челюсть отвисла немного больше.
— Ты сказал ей, но