Кровавая схватка - Линдси Дж. Прайор
Но, судя по беспокойному выражению её глаз, задумчивой складке на лбу, её непоколебимому взгляду, это не был вопрос, продиктованный властью, превосходством или злым умыслом — она была заинтересована в нём.
И в уединении этой комнаты, после того как он увидел как она открылась в переулке, ему захотелось сделать то же самое для неё так же сильно, как и для себя. Он хотел, чтобы она не чувствовала себя одинокой в своём направленном на себя гневе. Он хотел, чтобы она знала, что он понимает.
Более эгоистично, он хотел, чтобы она заглянула в самую глубокую, тёмную часть его души, просто чтобы посмотреть, останется ли этот взгляд в её глазах прежним, когда она увидит его с другой стороны. Потому что, судя по тому, как она смотрела на него тогда, её чувства к нему были такими же смешанными, как и его чувства к ней.
Но говорить ей об этом было рискованно. Она захочет услышать всю историю целиком и узнает, что он был кем угодно, только не благородным лидером, которому она была бы готова помочь. Правда могла вызвать раскол между ними в решающий момент — как раз в тот момент, когда он обнаружил, что начинает привлекать её на свою сторону.
Но она всё ещё нуждалась в нём для своего собственного дела — это мало что изменило бы.
— Как? — в конце концов, спросила она.
— Тем, что слишком сильно любил её. Больше, чем я когда-либо должен был.
Он потянулся за бутылкой, перевернул стакан и наполовину наполнил его, прежде чем откинулся на спинку стула.
— Ты винишь себя за то, что случилось с твоей матерью, а ты была всего лишь ребёнком. Ребёнком, который понятия не имел о последствиях. Ты не могла этого знать. А я вот точно знал, что делаю.
Он сделал большой глоток, жидкость обожгла ему горло так же сильно, как и предстоящее признание.
— Мы встретились после введения правил. Я старался не влюбиться в неё, но влюбился.
И он влюбился глубоко. Мучительно глубоко. Достаточно глубоко, чтобы упасть один раз и никогда больше не испытать такого.
Или так он думал.
Потому что говорить об этом Фие казалось неправильным. Потому что он осознал, что боль утраченной любви, которую он когда-то считал непреодолимой, необъяснимым образом, наконец, начала ослабевать за то короткое время, что Фия была с ним.
Серрин, которая была всем, чем не была Эллен, и наоборот.
За исключением того, что у них обеих была одна общая черта — по-своему они обе что-то в нём зажгли. И это была искра, которую он больше не мог отрицать.
— Какой она была? — спросила Фия, не отводя взгляда.
— Красивая. Умная. Добрая. Сострадательная. Мудрая. И она подходила под мой темперамент.
— Ты сказал, что не хотел в неё влюбляться. Почему?
— У меня есть условие. Часть моей родословной. Я полагаю, те, кто более суеверен по натуре, назвали бы это проклятием. И я очень сильно верю в последнее.
Он допил остатки своего напитка, но продолжил держать стакан, откинувшись головой к стене.
— У меня не может быть семьи. Что я ей и сказал. Хотя в то время Эллен это не волновало. Она любила меня, несмотря ни на что. Сказала, что достаточно быть со мной. Однако со временем это оказалось не так. Она хотела маленьких. Отчаянно. И однажды ночью я потерял себя. Она забеременела от меня.
Она нахмурилась.
— Но ты сказал, что у тебя не может быть семьи.
— Я не имел в виду физически, я имел в виду морально.
Она скрестила ноги, чтобы можно было наклониться вперёд. Никогда ещё она не выглядела более внимательной, более сосредоточенной. Вместо того чтобы оттолкнуть, его признание, казалось, только притянуло её ближе.
— Почему?
— Правило трёх. Это проклятие. Мне было суждено родить близнецов.
— Почему это проклятие?
Он посмотрел в свой стакан, прежде чем снова перевел взгляд на неё.
— Это не проклятие; дело в том, что выжить может только один — либо мать, либо кто-то из детенышей. Но никогда больше одного. И никогда все трое.
Теперь Фия сидела прямо, её тело было напряжено, губы слегка приоткрыты в шоке. Но она всё равно не отвела взгляда.
— И Эллен знала это. Эллен знала о риске, но всё равно хотела попробовать?
— Да.
— Это гарантированно должно было произойти?
— Не гарантировано. Но риск был достаточно высок, чтобы ей не следовало даже думать об этом.
— Она не выжила, — сказала Фия.
— Она умерла во время родов. Она потеряла слишком много крови. Я никогда так много крови не видел. Та боль, которую она испытывала…
Он глубоко, прерывисто вздохнул, сдерживая слёзы, и опустил взгляд, вспоминая, каким беспомощным он чувствовал себя, просто стоя там и наблюдая, как она крепко сжимала его руку, как её остекленевшие глаза смотрели в его глаза в те последние мгновения.
— И ты винишь себя, — тихо сказала Фия. — Вот почему ты сказал, что убил её.
— Я действительно убил её. Если бы я был достаточно силён, чтобы сказать «нет» в ту ночь, она была бы всё ещё жива, — сказал он, и у него перехватило горло. — Может быть, с кем-то другим. Может быть, с семьёй. Если бы я любил её, по-настоящему любил, я бы вообще никогда с ней не связался.
— Если бы только выбор того, в кого ты влюбишься, был таким простым. Никто из нас не выбирает, кого любить, Джаск. Если бы речь шла о разуме, логике и выборе, это была бы наука, а не эмоции. Это перестало бы быть волшебством.
Он выдержал её взгляд, на мгновение ошеломленный не только чувствительностью, скрывающейся за словами, но и нежностью в её глазах, когда она произносила эти слова. Мысли, которые были прекрасно обнажены, прекрасно невинны. Мысли, которые были лучиками света под завалами её горя, ярости и страха.
— Но мы сами выбираем, что нам делать с тем, что мы чувствуем, — сказал он. — Она мертва из-за меня. Если бы у меня было больше самообладания, если бы я не был настолько эгоистичен, чтобы бояться потерять её из-за кого-то другого, если бы я сказал «нет», если бы я был сильнее, если бы я любил её достаточно сильно, чтобы отпустить, она всё ещё была бы здесь.
Он пристально посмотрел в глаза, которые больше не были полны гнева, замешательства и негодования, которые он узнал, но были полны сострадания. Сострадания и сопереживания он не заслуживал.
— Ты думаешь, я благородный? — спросил он. — Я так боялся
