Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ) - Анни Кос
— А как поступим мы, если совет выберет нашу сторону? Разве мы не сделаем того же самого? — Я вздрогнула и выпрямилась. Карл поднялся со своего места и глядя только на меня, отрывисто произнес: — Милорды, прошу вас оставить нас ненадолго. На правах старого друга семьи я хотел бы поговорить с леди Сюзанной с глазу на глаз.
Несколько мгновений в комнате висела тишина, затем раздался скрип отодвигаемых стульев, шорох шагов и звук закрытой двери. Карл взъерошил волосы и ослабил шейный платок.
— Вики, скажи, пожалуйста, что это все, — он неопределенно обвел рукой комнату, — дурацкая шутка.
Я тоже встала со своего места, чувствуя себя неуютно под его гневным взглядом.
— Что ты не имела в виду того, что сказала. Я понимаю, последние месяцы были не из легких и всем нам, а тебе особенно, пришлось пройти через многое, но я отказываюсь верить, что ты так спокойно говоришь об убийстве невинного ребенка. Твоего кузена, кстати, пусть и не совсем законного.
Я прищурилась, не спеша отметать обвинение. Карл слегка побледнел.
— Так это не фигура речи? Не ошибка, не блеф?
Я отрицательно качнула головой.
— Ему даже трех не исполнилось, — тихо произнес Карл. — Он еще не понимает, в какое болото угодил. Он ни в чем не виноват. Не делай этого, умоляю.
— А что я должна делать? — внезапно взорвалась я. — Смириться и ждать, пока меня отправят на плаху вслед за дядей? Снова бросят в подвал, изнасилуют и убьют? Выставят на площади в позорных колодках или закроют в очередной заброшенной обители?! Скажи мне, как я должна поступить!
— Договариваться, — резко бросил он. — Пойти на уступки. Поговорить с Агнес. Поискать решение или хотя бы его подобие. Сделай свои требования и желания предметом торга.
— И что мне ей предложить? Верность и преданность? Любовь, милосердие, прощение, безоблачное будущее? У меня нет ничего, что заинтересовало бы её больше, чем власть.
— У тебя есть совесть. По крайней мере была, — горько произнес Карл. — У той Сюзанны, которую я любил, было сердце. Живое, трепетное, пусть и не всегда справедливое. У тебя были мечты, надежды, принципы. И где они?
— Остались в прошлом. — Я гневно оттолкнула стул, словно он был в чем-то виноват, и подошла к Карлу на расстояние вытянутой руки. Щеки горели от гнева, а пальцы сами собой сжались в кулаки. — Там же, где моя вера в людей, доброту и справедливость. Я говорила, что изменилась больше, чем тебе кажется. Ты не знаешь, чем я заплатила за то, чтобы быть здесь, просто дышать, видеть солнце и небо, называться именем, данным мне при рождении. Кто ты такой, чтобы укорять меня за жестокость? Откуда у тебя право судить меня?! Ты ни-че-го не знаешь обо мне.
Ярость накрыла меня безумной волной и, не сдержавшись, я воепила Карлу пощечину. Он не успел закрыться. Пошатнулся, отступил. Медленно поднял руку, коснулся кончиками пальцев лопнувшей губы, упрямо тряхнул головой:
— Ты права, не знаю. Но не потому что не спрашивал, а потому что ты не считаешь нужным рассказать. Ни о заключении, ни о той обители, ни даже о том, какой жизнью ты живешь. Ты отталкиваешь меня раз за разом, хотя я не враг тебе. Ты скрывала имена своих союзников, пожертвовала жизнями сотен невинных людей, чуть не спровоцировала голод. Я молчал, уговаривая себя, что это вынужденные жертвы. И не спрашивал, от чьей руки и как именно умер Фредерик Глосси, наивно надеясь, что это все-таки был мэтр, а не ты. Я и сам натворил слишком много. Но всему есть предел, Сюзанна, иногда стоит остановиться и посмотреть назад, чтобы понять, какой огромный путь ты прошла и куда направляешься. Мы уже добились справедливости и восстановили честное имя герцога, твое имя. Это ли не победа?
— Это ты хотел справедливости, — я отвернулась, чувствуя, как вслед за вспышкой гнева накатывает слабость. — Я всегда хотела большего.
— Так расскажи, чего именно, — почти взвыл Карл. — Позволь помочь найти другое решение.
— Какая теперь разница? На кону слишком многое: наша жизнь, наше будущее, да в конце концов, мое обещание вернуть Максу свободу!
— Только не говори, что это всё из-за любви к линаару или, что еще менее вероятно, из-за его любви к тебе, — лицо Карла исказила гримаса гнева и боли. — Я знаю достаточно, чтобы утверждать: чувства для тебя — только инструмент.
— Неправда!
Он внезапно замолчал, выдерживая паузу, потом медленно сложил руки на груди:
— Мы оба знаем, что это так.
Эти слова отрезвили меня не хуже ушата холодной воды, вылитого за ворот. От того, как Карл это сказал, внутри будто что-то надломилось. Слова упали равнодушно, уверенно, не оставляя никаких иных трактовок: он больше не верил ни в мои чувства к нему, ни в свои чувства ко мне. И в меня тоже больше не верил.
— Карл… — по спине пробежал неприятный холодок.
— Это было неизбежно, Вики.
— Макс тут ни при чем, и то, что связывало нас с тобой, не было ложью, — выпалила я, пытаясь словами заполнить образовавшуюся внутри пустоту. — Но я была рождена для другой роли. Я — исключение из слишком многих правил.
— Называть себя исключительным нелепо, — бросил он, впрочем, уже безнадежно. — Когда считаешь себя исключительным, жестокость кажется естественной, но это — огромная ошибка.
— Я всегда буду для Агнес угрозой. Темным напоминанием о неустойчивости её положения.
— Она не поднимет на тебя руку. Агнес слишком расчетлива и слишком печется о своем добром имени, чтобы так рисковать. Пойди на уступки в обмен на снятие печати новым королем. Признай брата в обмен на свободу, и сможешь прожить жизнь — с линааром или кем угодно — так, чтобы не стыдиться своего отражения в зеркале.
— Нет, Карл, — я попятилась, отходя от него всё дальше и дальше. — Я больше не верю чужим обещаниям и отсрочкам, слишком высока цена обмана. И я больше не позволю кому-то определять мою жизнь и угрожать моему будущему.
— Но он ребенок! И