Льдинка - Мария Печурина
Спустя какое-то время я ложусь в кровать. Мне холодно. Я поджимаю ноги, стараясь согреться. В голове пусто, будто оттуда вынули все мысли. Просто лежать и смотреть в одну точку. Медленно я все же расслабляюсь. Тело наливается усталостью. Незаметно я начинаю уплывать в темноту сна.
***
Просыпаюсь от того, что к горлу подступает тошнота. Я со всех ног бросаюсь в ванную. Успеваю.
Снова становится холодно. Во рту привкус желчи. Умываюсь холодной водой. Ноги дрожат, как у только что вставшего на ножки жеребенка. Я потихоньку оседаю на пол. «Так я не упаду, так все будет хорошо». Малодушная мысль, что можно бы избавиться от ребенка, мелькает в голове, и тут же ее сменяет злость на себя. Я не смогу этого сделать. Не смогу убить своего ребенка. Наоборот, за него я готова умереть сама. Впервые дотрагиваюсь до живота, представляя, как там внутри меня развивается мой малыш. Я лежу, прижавшись щекой к холодному полу ванной, и рыдаю снова, но уже по другой причине. Я больше не одинока. Это мой малыш. «Мой!» И пусть я не готова, я никому его не отдам. Он мой маленький…а может это она… Я всхлипываю. «Мое маленькое зимнее чудо». Он родится зимой. Где-то в конце января. Уже ляжет снег.
— О Боги, Льдинка! — слышатся торопливые шаги Роксаны, — Эй, как ты? Что-то болит? Марианна, только не молчи. Давай мы отведем тебя в постель.
Роксана помогает мне подняться, хотя мир кружится как юла. Я ложусь на кровать. Снова шаги, хлопает дверь. Роксана возвращается, и я вижу у нее в руках шприц. Какой-то неведомый мне инстинкт… нет, это не инстинкт самосохранения. Я защищаю, того, кто во мне. Этот инстинкт дает мне сил. Я вырываю шприц из рук, ошарашенной Рокси.
— Не смей! — вскрикиваю я. — Не смей травить его!
Роксана открывает рот как рыба. То ли у меня что-то со слухом, то ли она и вправду ужасна испугалась.
— Это…это успокоительное, — выдыхает она через какое-то время. — Я…прости. Я сделаю тебе чай…травяной чай, ладно? Он поможет успокоиться тебе. Станет легче.
Я молчу. «Что со мной происходит?» Я сама себе противна. Я снова начинаю плакать.
— Тише, Марианна, — шепчет Роксана. Я чувствую, как ее рука медленно тянется ко мне, как к зверю, которого она боится спугнуть. Она дотрагивается до моих волос, поглаживая их, а я лишь сильнее начинаю рыдать.
— Мне страшно, — сквозь всхлипы пытаюсь произнести я. — Мне так страшно.
— Не бойся. Я с тобой. Я сделаю тебе чай, принесу поесть. Я позову Маркуса, чтобы он…
— Нет! — я резко сажусь. — Нет! Я не хочу. Пожалуйста. Я не хочу его видеть. Позови Дэвида… Пусть он охраняет…
— Тише. Тише. Я поняла.
Я позволяю ей уложить себя, закутать в одеяло. Роксана поглаживает меня по спине.
— Льдинка, не плачь. Это вредно. Думай, о малыше. Ты теперь не одна. Ему не пойдет на пользу такой срыв. Все наладится. Все будет хорошо.
Ее слова, словно плавная мелодия ручья. Она журчит и журчит, успокаивая.
— Тебе стоит поесть. Может, ты что-то хочешь?
Я мотаю головой. Я не хочу есть. Ничего не хочу, но я теперь не одна, мне нужно думать о моем зимнем чуде…моем маленьком комочке…. Роксана поднимается с кровати. Я хватаю ее за руку. От неожиданности она вскрикивает.
— Спасибо, — хриплю я, и мои губы снова дрожат.
— Эй. Нет, нет, нет. Отставить. Где тот краник, который твои слезки перекрывает?
Губы Роксаны растягиваются в улыбке. Я пытаюсь ей ответить тем же.
— Я что-нибудь поем. Хотя ничего не хочется.
— Вот и славно. Десять минут. А ты не вставай, договорились?
Я киваю. Роксана подбирает с пола шприц и выходит за дверь.
Одна из причин, по которой я не люблю плакать, это послерёвное состояние, как я его называю. Вроде бы все становится на свои места, организм успокаивается, но тело, будто чужое, горло саднит, а в глаза насыпали песка. Я провожу рукой по еще плоскому животику, представляя, как там сейчас развивается мой малыш. Невольная улыбка трогает мои губы.
Через несколько минут я слышу голоса за дверью. Это Маркус и Роксана.
— Маркус, пожалуйста. Она не хочет тебя видеть.
Он что-то ей отвечает, но я не могу расслышать.
— Вы поговорите, когда оба успокоитесь. Подумай о ребенке. Все эти нервные переживания делают ему только хуже.
Снова ответ, которого я не слышу, но и голос Роксаны становится тише. Я напрягаюсь, но не разбираю слов. Дверь хлопает. Легкие шаги приближаются ко мне.
— Я принесла. Давай я помогу тебе сесть.
Роксана поправляет подушку, когда я поднимаюсь. Кажется, что, если я решу упасть, она готова в любую секунду меня подхватить.
— Начнем с фруктов, — улыбается она, подавая мне дольку яблока, — витамины полезны и все такое.
Говорят, что аппетит приходит во время еды. Ко мне пришел волчий аппетит, так что через минут десять, я уже сметаю все, что принесла Роксана. Она сияет.
— Если так и дальше пойдет, скоро ты станешь нормально питаться.
— Двойными порциями, — улыбаюсь я. — Нас же теперь двое.
Я рукой провожу по животику. Ладонь горячая, и я хочу, чтобы мой малыш чувствовал мое тепло. Роксана следит за мной, улыбаясь.
— Разве тебя не мучает эта ужасная тошнота? — интересуюсь я у нее.
— У всех беременность проходит по-разному. А я так долго мечтала об этом, что теперь даже тошноту воспринимаю с радостью, — она заглядывает мне в глаза. — Все будет хорошо, Марианна. Главное не нервничай.
Я послушно киваю. О Маркусе мы не говорим. При мысли о нем во мне поднимается волна гнева. Для меня все равно до конца непонятна его реакция. Надеялся, что маленькая вероятность зачать ребенка обойдет нас? Я тоже надеялась…
***
Проходит неделя. Тошнота по утрам становится привычным делом. Роксана уже не раз намекает, что пора бы поговорить с Маркусом, но я никак не решаюсь. Не потому, что я трушу… я скорее опасаюсь снова разнервничаться и навредить малышу. Рокси делает упор на то, что ему требуется питание не только от матери. Кровь отца ребенка поддерживает женщину и помогает ей переносить тяготы беременности.
С каждым днем ищу оправдание реакции Маркуса. «Может, я неправильно поняла его?» И непривычно то чувство, возникающее, когда я думаю о нем. Желаю рвануть в его объятия… «Черт!» Последствия такого притяжения теперь во мне. «О чем
