Путешествие Иранон (СИ) - Альсури Мелисса
— Деми, быстрее!
Ветер поднялся такой силы, что каждый вдох давался сложно, будто воздуха стало еще меньше, чем на горных пиках. Мельтешащие призраки прошлого подбирались всё ближе и ближе. Солнце предательски быстро укрылось за высокий край горизонта, сгущая окружающие тени и словно специально укрывая тьмой и без того опасный проезд.
— Шустрее, прошу…
В оглушающем шуме метели послышались первые голоса. Звонкий девичий смех, и рыжие, точно рыжие всполохи меж заснеженных ветвей. Я мог поклясться, что еще не сошел с ума, но мир в насмешку, в издевку стремился поглотить мой разум.
— Это точно не она. Точно.
Что-то неуловимо изменилось, в одну секунду я лишился ярких пятен среди посеревших снегов. В лесу стало заметно темнее, заметно тише, будто терзаемые меня образы были лишь прелюдией к чему-то большему.
С ветвей ближайших сосен вдруг сорвалась стая воронов, с криком, карканьем и безумным, нечеловеческим хохотом уносясь в даль. Их черные кляксы пропали так же быстро, как и возникли передо мной, но смех остался как призыв тому, что поднялось из темных, слепящих закоулков рощи. Нечто огромное, кошмарное, поднялось из-за деревьев и, растекаясь угольным маревом, двинулось в мою сторону.
— Нет… нет… не догонишь…
Присев на пол крыльца, я вновь потянулся к ладони, но Деми, несясь изо всех сил вперед, возмущенно фыркнул, мотнув головой. Не возьмет, не хочет больше брать. Зря. Эта тварь в лесу погубит нас всех, если мы не успеем сбежать.
Вцепившись в поручни, я закрыл глаза, надеясь прийти хоть немного в себя. Может, то чудище — это лишь часть моей лихорадки? Может, я потерял слишком много, чтобы верно осознавать себя? Но даже после короткой передышки инородное, нечестивое, отвратительное создание продолжало погоню, вытягивая из своей эфемерной, туманной туши длинные черные ворсистые лапы, подобно пауку. Становясь по обе стороны от дороги, тварь двинулась с новыми силами ко мне, выставив костлявые, нечеловечески вытянутые руки.
До сего дня я наивно полагал, что нет на свете ничего более мерзкого, чем Каро, в чьем стволе, ветвях и корнях были сплетены тела всех его жертв, но сейчас… с уверенностью могу сказать, что дикое, тошнотворное месиво, разлетающееся сотней хохочущих воронов над паучьими ногами, может посоревноваться с древом плоти.
Отвернувшись от жуткого зрелища, я унял подступающий спазм в желудке и хотел было обратиться к единственному средству, что у меня осталось, но молиться не пришлось. Впереди, насколько хватало глаз, уже раскинулась деревня, неожиданно вынырнув высокими наточенными стволами из слепящей снежной пурги. Перед главными воротами крохотными немощными фигурами показались два человека. Один из них вышел вперед, отнимая что-то с лица. На бледной коже, взрытой шрамами от когтей зверя под дрожащим веком, показался темный провал, за секунды ставший полноценным паучьим глазом.
Большего я не смог разглядеть, пролетев через врата, но переводить дух, спрятавшись с Деми, не стал, бросившись к встретившим меня незнакомцам. Я боялся, что они не сдержат летящего на восьми ногах монстра, переживал, что потребуется помощь, но юнец у входа храбро выступил вперед:
— Прочь! Тебя не ждут здесь!
Хор каркающих голосов, копошащихся в общей куче воронов, возмущенно ответил:
— Это добыча!
— Моя добыча!
— Странник!
— Наше!
— Пусти!
— Отдай!
— Съесть!
Парнишке пришлось прикрикнуть громче, сделав еще шаг вперед, почти вплотную к нетерпеливо переступающему паучьими ногами чудищу.
— Это гость! Вон отсюда!
Огромная, безмерно опасная тварь, гнавшая меня от самых гор, вдруг начала сжиматься, съеживаться, прибирая лишние части тела и на ходу вылепляя из тонких ворсистых лап обычные ноги. Так продолжалось всего минуту, может, чуть больше. Я не мог отвести глаза от жуткого зрелища, хоть и уже жалел об увиденном.
Ступив на дорогу и не в силах больше нависать над ней, монстр вдруг обрел вполне человеческий вид, хотя ни одежда, ни внешность не соответствовать тем, кто мог жить в этом месте и вообще в мире. Подлетев к юнцу, мужчина вцепился в бледное лицо, притянув его ближе и словно грозясь откусить.
— Йэ! Лишние кости? Лишнее в голове! Перебрать… бы…
Не выдержав, я хотел было заступиться, но старая деревянная клюка женщины рядом преградила мой путь.
— Стоять, пускай учится.
— Его ж сейчас…
— Ничего не будет. Мом теперь часть его народа. Попыхтит и успокоится, зря, что ли, сам мальчишке подарил своё око.
Растеряно обратив взгляд к незнакомке, я заметил ее яркие, сверкающие в ночи васильковые глаза, и все вопросы к происходящему рассеялись сами собой. Ведьма. Совершенно точно ведьма, ее цепкий взор мириадами мелких, жестких игл забрался под кожу.
— Ну здравствуй, Давид.
— Геката…
— Такого моё имя.
Не дожидаясь моей реакции, ведьма отвернулась к юнцу и поманила его рукой. Вывернувшись из хватки нелюдя, Мом в одно движение вернул на уже вполне человеческий глаз повязку и, низко пригнув голову, пошел к воротам, не остановившись и даже не посмотрев на Гекату, словно боялся или ненавидел ее. Когда он проходил рядом, я заметил, как его дрожащая ладонь наскоро стерла с покрасневшей щеки бордовую каплю, словно застывшую на морозе слезу, упрямо поджатые губы скривились то ли от боли, то ли от отвращения.
Кого-то он мне напомнил, но я не мог понять, кого. Темные кудри определенно мелькали у кого-то раньше.
Приснилось что ли.
— Обмен.
Неприятный, клокочущий голос чудовища вновь послышался рядом. Его тон не предполагал иного варианта, кроме как согласиться, но мне нечего было отдать и нечем расплатиться за свою жизнь.
— Возьми. Всё здесь.
Склонившись к земле, ведьма вдруг подхватила со снежной дорожки корзину и вытащила оттуда круглый, румяный каравай. Несмотря на холод, от него всё еще шел пар, и запах, сладкий запах сдобы, мёда и изюма. Нелюдь, сделав буквально один невесомый, невидимый для зрения шаг, оказался рядом, сжав хлеб в узловатых пальцах. Его челюсть открылась нечеловечески широко, чтобы в один укус съесть целую половину.
— Это вместо меня?
— А ты думал он охраняет нас за спасибо? С нечистью так не работает, им всегда и во всем нужен порядок и правила, иначе деревни бы уже не было.
Дождавшись, пока последний кусок хлеба исчезнет в бездонной пасти, Геката поспешила прикрыть ворота, восстановив разделенный пополам рисунок защитного символа на них. Улучив момент, я подошел к ней, стараясь подобрать самый уважительный и мягкий тон, но ведьма вновь оборвала меня, не дав и рта открыть.
— Она не вернется, у нее уже новая жизнь, новое воплощение, едва ли она вспомнит тебя, да и не нужен ты ей на родине. Ты сейчас никому не нужен, раб без хозяев.
— Я не раб, уже давно…
— Раб! Ведь после даже после их смерти ты продолжить служить чужим идеям, не задумавшись над надобностью ни секунды.
— Таков был мой путь, меня так учили.
— Ну так и не стенай сейчас оттого, что в выборе своем отмел всякую возможность себе помочь.
— Почему? Когда я успел провиниться перед тобой?
Резко закинув на локоть пустую корзину, Геката строго посмотрела на меня, снова без стеснения, без спроса и разрешения залезая в и без того гудящую голову и встревоженные мысли. От одного вида ее глаз меня начинало мутить, ослабевшее после погони тело едва держалось на ногах.
Что? Что еще тебе нужно, ведьма?
— Когда совратил моего правнука и затащил в постель, он едва рассудка не лишился от любви к тебе. Когда правнучку мою чуть не погубил из-за проклятой книги. Когда сестру мою в плен взял и на заводе своем…
— Я понял.
— Все они моя семья: и Аван, и Каин, и Гемера с Ганимом, и Софи, коей уготована особая роль — все они пострадали из-за тебя и каждому из них ты должен.
— Им всем?
— Конечно.
— Едва ли моей жизни хватит на возвращение подобного долга.
