Вергилия Коулл - Черный код
— … согласно статье…
Эта пытка длилась бесконечно долго. Будто перечисление статей, на которые опирался закон, применили для того, чтобы, как в развлекательном шоу, накалить интригу. Г ригорович заерзал на стуле, спина Вронской стала прямой, как палка.
— Приговорить к пожизненному заключению с отбыванием срока в специализированном учреждении закрытого типа.
Эти слова прозвучали, как выстрел. Я повернулась к Максу, понимая, что это — последний раз, когда мы видим друг друга. Попыталась запечатлеть в памяти черты волевого лица, упрямые, гордые, непокорные. Учреждение закрытого типа… даже навещать его мне не дадут. Значит, вот так все закончится. Его видения не превратились в реальность. Не будет фургона, не случится чудесного спасения. Все, что останется нам — вспоминать краткие мгновения, проведенные в фантазиях, где мы были свободны и счастливы. Вдвоем. И тот дом на побережье навсегда останется смоделированной конструкцией, в которую так и не удалось вдохнуть жизнь.
Глаза Макса пылали, когда он смотрел на меня. Я видела там все, что испытывала сама: боль, отчаяние, любовь. Казалось, сердце остановилось, все звуки вокруг затихли, а мы никак не могли друг на друга наглядеться.
— Согласно указу президента, — ворвался в мое сознание голос судьи, — все заключенные, отобранные программой «Красный код», попадают под амнистию. Таким образом, подсудимый освобождается из-под стражи.
Макс выглядел растерянным, когда решетку отперли и дали понять, что он свободен. Я тоже тряхнула головой. Показалось, что ослышалась. Только что моя жизнь закончилась, а теперь получается. Макса амнистировали! Освободили прямо в зале суда! Он сделал несколько неуверенных шагов, на лице начала расцветать улыбка. Я стиснула кулаки, чтобы не броситься ему на шею. Мы будем вместе! Все получилось!
Но поздравить друг друга нам не удалось. В зал вошли несколько человек в гражданском. Только увидев их лица, я поняла, что это представители лаборатории. С подобной неумолимостью и меня забирали когда-то из столовой университета. Макса освободили от уголовной ответственности, но не от гражданского долга перед государством и наукой. И здесь уже никакой амнистии ждать не стоит.
После того, как я потеряла все надежды, потом воспарила от радости в облака и снова рухнула вниз, все чувства словно онемели. Тело вдруг налилось тяжестью, я не могла даже пошевелиться. Неизвестно, сколько так просидела, но когда опомнилась, Макса в зале суда уже не было. Григорович оживленно беседовал с кем-то по телефону, Вронская молча собирала бумаги в портфель. Я поднялась с места и кое-как выбралась в коридор. Казалось, что если проведу в помещении еще хоть секунду — задохнусь.
Адвокат догнала меня через пару минут. Стоило ее руке опуститься на мое плечо, как колени подогнулись, и я обессилено прислонилась к прохладной стенке, наплевав, как это выглядит со стороны.
— Анита! Возьмите себя в руки! Это еще не конец! — строгим голосом прошептала Вронская.
— Как же не конец?! — простонала я. — Его забрали в лабораторию! Максима научат управлять видениями, а потом запрут и будут использовать его дар на свое усмотрение! Неизвестно, позволят ли вернуться к нормальной жизни, как перцепторам. А если даже и разрешат, то через сколько лет это произойдет?! Кем Макс станет после того, как его силой будут заставлять делать то, чего он всю жизнь не хотел? Максим ненавидит свои способности! Он привык делать только то, что считает нужным. Это вы, вы научили его быть таким! Он не станет прогибаться под чужие требования! Никогда!
Вронская вдруг крепко стиснула меня в объятиях. Я даже задохнулась.
— Мне очень жаль, — пробормотала старуха несчастным голосом, — не плачьте. Мне, правда, жаль.
Как добралась домой, я не запомнила. Машинально переставляла ноги от машины до двери подъезда, нащупала ключи, нажала кнопку лифта. Вышла на площадку перед своей дверью — и вздрогнула, будто очнулась, наконец, от забытья.
На верхней ступеньке лестницы, ближе к стене, чтобы не загораживать проход, сидел мой бывший муж. Странно, но я даже не почувствовала положенной злости к нему, хотя недавно готова была рвать и метать при одном упоминании. Теперь же внутри все онемело. Хорошо героям фантастических фильмов: они могут поместить себя в криокамеру и заморозить тело до наступления лучших времен. Я бы с удовольствием точно так же легла в холодильник, чтобы дождаться момента, когда снова встречусь с Максом. Годы ожидания впереди казались невыносимой вечностью.
— Что ты здесь делаешь? — спросила у мужа и сама поразилась, как безжизненно прозвучал голос.
Сергей поднял голову, его глаза были красными то ли от недосыпа, то ли от спиртного. Нарядился зачем-то в костюм, вот только галстук развязался и съехал набок, а воротник рубашки успел запачкаться.
— У меня вся жизнь наперекосяк, маська, — глухо ответил он.
Я подошла и опустилась на ступеньку рядом с ним. Отодвинулась к перилам, прислонилась виском к железным прутьям, сложила сумку на коленях.
— У меня тоже.
Так мы и сидели вдвоем какое-то время. Неприкаянные, как дворовые кошки, спрятавшиеся в подъезде от дождя. От бетонного пола шел холод, но силы окончательно оставили меня. Двигаться не хотелось, воевать с бывшим мужем — тоже. Я понимала, что малодушничаю, но больше всего в тот момент хотела обратно, в виртуальную реальность, в тот домик в горах, подальше от проблем, законов, правды жизни. Просто туда, где тихо падает за окном снег, заметая все дороги, и в мире больше никого нет, кроме меня и Макса…
Мои губы искривила горькая усмешка. Это ведь могло бы случиться. Все бы умерли, а мы с ним остались. Не стало бы его конкурентов, социопатки-сестры и вершителей правосудия. Все проблемы исчезли бы одним махом! Мы бы ушли подальше от умирающей цивилизации, поселились в уединении. Если бы только Макс решил не убивать профессора, и программу «Черный код» запустили…
Я схватилась за голову. Боже! Это же не он, не Макс — чудовище, а я! Потому что на секунду искренне приготовилась пожертвовать тысячами невинных людей ради своего эгоистичного счастья! А вот он поступил абсолютно правильно.
— Я не знаю, как жить дальше, — нарушил молчание Сергей.
— Я тоже.
Он вдруг потянулся и накрыл мою лежавшую на коленях руку своей. От прикосновения я вздрогнула и обратила внимание, что муж до сих пор носит обручальное кольцо.
— Суд окончен? — поинтересовался он, и для меня полной неожиданностью стали нотки сочувствия в его тоне.
— Да.
— Обвинение выиграло дело?
— Да.
— Ты теперь вернешься ко мне?
