Дж. Уорд - Восторг

Мэлс еще раз вернулась к досье.

Матиаса не было среди фотографий или имен.

И у нее было пугающее предчувствие, почему.

Он составлял основу всего этого, движок. Не так ли.

«Когда дело касалось тебя, нас с тобой, я всегда говорил правду… это были насто я щие, единственные настоящие чувства, которые я испытывал».

Потерев лицо, она выругалась в ладони.

Он передал ей информацию, чтобы доказать свои слова… и как бы ей ни хотелось обнаружить ложь в этих файлах, вымысел, который проявится в противоречиях между подробностями дел, слишком многое подтверждалось, когда касалось текущих событий. За все годы она сама видела статьи, сюжеты новостей, комментарии вокруг этих смертей.

Это действительно правда.

Это на самом делесенсация всей жизни.

Глава 51

На другой стороне улицы, напротив дома Мэлс, Матиас скрывался в тени огромного клена, скрестив руки на груди, ноги расставив на ширине бедер.

Он видел Мэлс в спальне наверху, она сидела за своим столом, освещенная потолочным светом, ее голова была склонена, а брови сильно нахмурены. Время от времени она откидывалась на спинку кресла и смотрела перед собой… а потом возвращалась к своему ноутбуку.

Она просматривала материалы.

Его работа на этом закончена.

Тогда почему он не чувствовал покоя? Разумеется, именно это было его «докажи-или-все-потеряй» перепутьем, эта исповедь, которую, благодаря Мэлс, увидит свет? Одной флэшкой он разрушил годы труда, послав организацию в свободный полет, который сотрет все подчистую: оперативники разбегутся в поисках укрытия. Политики станут супер-искренними и будут от всего отнекиваться. Будет созван специальный совет конгресса или сената. А спустя неисчислимое количество долларов налогоплательщиков и месяцев следствия, дело будет закрыто.

А потом кто-нибудь другой создаст новое подразделение: эта законопослушная страна по-прежнему будет заниматься грязной работой, потому что порой необходимо опуститься ниже своего врага и играть по его правилам.

Такова суровая реальность.

Тогда почему, черт подери, он не тащит в этот самый момент свою задницу на Манхэттен, чтобы забрать наличку и пуститься в бега по неизведанным дорогам и незнакомым странам?

Дело не в Мэлс.

Оставляя ее, он умер во стольких смыслах, но его это устраивало. Его исчезновение – правильный поступок по отношению к ней, и только это имело значение… невзирая на то, что он будет скучать по Мэлс каждое мгновение до самой своей смерти и после оной.

И дело не в его совести. Он не чувствовал нужды сдаться, чтобы враги смогли найти его и убить в тюрьме. Его единственный шанс на спасение – покинуть настоящий мир… и не похоже, что вечные бега позволят ему насладиться жизнью.

Это дерьмо – всего лишь мобильный набор решеток.

Он до конца жизни будет расплачиваться за свои грехи.

Тогда в чем, черт возьми, его проблема?

Внезапно перед его взором встал тот эпизод в пустыне, воспоминание о нем и Джиме Хероне в той хижине, песок под ногами его оперативника… бомба – под его собственными.

Матиас ничего не помнил после взрыва, ни ужасающую боль, которую должен был испытывать, ни долгого пути через дюны, ни джип, который пригнал тот парень, Исаак Рос, ни первую из бесчисленного количества ночей после того, как он подорвал себя. Но он знал, что произошло через некоторое время после этого: Джим пришел к его больничной кровати, угрожая рассказать, что Матиас почти сделал с собой.

Он даровал Джиму свободу, позволил выйти из подразделения.

Первому за все время.

А потом, спустя два года, их пути снова пересеклись, в Бостоне. В противоположность тому, что произошло на другой части планеты, эта история из недавнего прошлого по-прежнему оставалась для него неясна, подробности произошедшего до сих пор как в тумане, несмотря на то, что остальная часть его жизни была ясна как день…

В конце квартала из-за угла вывернул праздно идущий мужчина и ступил под свет фонаря. Он выгуливал собаку, огромную собаку, и был одет в какой-то костюм… весьма странный, который выглядел очень старомодно…

Мужчина из ресторана «Мариот».

Матиас запустил руку в карман и устроил ладонь на рукоятке пистолета, который он позаимствовал у Джима. Оказавшись в его ситуации, «просто на всякий случай» – единственно возможная модель мышления.

Мужчина подошел ближе, ненадолго выходя за пределы света, просто чтобы снова зайти на участок, освещенный следующим уличным фонарем.

Собака породы волкодавов. Ирландский волкодав.

И когда пара проходила мимо, мужчина посмотрел на Матиаса глазами, которые, казалось, сияли.

– Добрый вечер, сэр, – сказал мужчина с английским акцентом.

Мистер Щеголь продолжил свой путь, и Матиас нахмурился. Что-то было не так, неправильно…

Парень не отбрасывал тень, осознал он. Но как такое возможно?

Матиас сразу же перевел взгляд на окно Мэлс. Она была в порядке. По-прежнему сидела за столом, читала о нем… и, когда она набрала номер на своем телефоне и приложила трубку к уху, он задумался, кому она звонила.

Время уходить.

Это словно стало саундтреком к их отношениям, не так ли?

Он оглянулся назад, ожидая увидеть мужчину и величественного пса.

Они исчезли.

Окей, он окончательно теряет свой драгоценный разум.

Отвернувшись, он подошел к арендованной машине и достал ключи с ламинированной биркой. Открыв дверь, он по-прежнему думал о Джиме Хероне, будто парня поместили в его голову как некий когнитивный рекламный щит.

Матиас сел в авто, запер двери и завел двигатель. Окинув все на триста шестьдесят градусов взглядом, он повторно проверил, чтобы никого не было рядом, и убедился, что собака и англичанин не решили магическим образом снова появиться…

В этот момент седан завернул с главной дороги и медленно подкатил к подъездной дорожке Мэлс. Гаражная дверь поднялась, и изящная женщина вышла из машины и вошла внутрь, помедлив, чтобы нажать на кнопку и закрыть панели.

Мэлс была не одна.

Это хорошо.

Матиас нажал на газ и пустился в путь, думая об информации, вызове, возможности, которую предоставил ей. Прощание, которое, как он наделся, со временем сгладит в ее памяти их короткое пребывание вместе.

Он был злым мужчиной, и она пробудила то малое добро, что в нем было. Возможно, когда-нибудь она в это поверит. В конце концов, правда была отвратительной, но, будем надеяться, она послужила великой цели…