Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

— Любопытная аэродинамическая схема, — заметил Фалько, окидывая "тень" взглядом. — В полёте не рыскает?

В это путешествие я предпочла бы отправиться одна, но страшно было отпускать Фалько от себя. Октавия Карассис едва не задушила меня за унижение, испытанное с глазу на глаз, так неужели спустит публичную потерю лица заодно с физическим нападением на члена Совета? Возможно, Элизьерис убедит её, что Фалько с его магнетическим даром не менее уникален и ценен, чем ключ источника правды. Но рисковать я боялась.

— Послушен, как хорошо выезженный конь, — усмехнулся Гонорий Элизьерис, поднимая воротник длинного кожаного плаща, лоснящегося влажным блеском, как ночной асфальт после дождя. — Если за штурвалом магнетик.

— А этой малютке нужен штурвал? — Фалько поддержал ироничный тон. — Управление на принципах флюидного обмена вышло из моды?

В солнечном сплетении шевельнулся червячок ужаса. Мне и так казалось, что мы зашли слишком далеко. Но перешучиваться с хранителем печати?..

Октавия Карассис поджала губы. Элизьерис добродушно рассмеялся.

Может быть, он защитит Фалько, если я не выживу.

Очевидно, "тень" создавалась для членов Совета — её пассажирский салон комфортом не уступал "фантому", а в экипаже имелся стюард-магнетик, одетый в ту же чёрную форму, что и остальные сотрудники секретной службы. С профессиональной ловкостью он расставил перед нами закуски, вазы с фруктами и бокалы, откупорил бутылки с крино и версентом. Надо же. И подумать не могла, что мажисьер станет прислуживать мне, как простой официант.

До Нерских гор долетели за час с небольшим. Я глядела на склоны в тёмной клочковатой шерсти лесов и вспоминала, как под серым небом Каше-Абри мягкая и доверчивая Верити Войль, до полусмерти боявшаяся высоты, встретила главного человека в своей жизни. Сейчас он сидел, касаясь меня плечом, взглядывал тайком, в глазах — вопрос и тревога, а я не знала, увидим ли мы завтрашний рассвет…

— Где-то тут должны быть заброшенные малахитовые шахты, — сказала, и его ресницы дрогнули. Он тоже узнал место.

Октавия Карассис передала приказ пилотам, "тень" снизилась и принялась кружить над изрытыми откосами, всё увеличивая круги.

В стороне, за редкими соснами, блеснула вода.

— Здесь!

Пилот выбрал место для посадки, "тень" зависла над ручьём, искрящемся в свете неяркого дня, и словно лифт, вертикально опустилась вниз. Пол дрогнул, накренился, нас ощутимо тряхнуло, и Фалько коротко приобнял меня за плечи, не давая упасть.

Мы вышли наружу и все вместе поднялись к истоку под хмурыми кедрами. Я присела у валуна, очень кстати помеченного древними сакральными знаками, зачерпнула ладонями студёной воды, омыла лицо и сделала три ритуальных глотка. Это очень важно — правильный ритуал. Это помогает поверить. Достаточно, чтобы, глядя в лицо Гонорию Элизьерису, сказать твёрдо и весомо:

— Это и есть источник справедливости. Можете встроить его в свою схему.

— Вы уверены? — Октавия Карассис хлестнула вопросом, как плетью, и её глаза вспыхнули гиацинтовыми огнями.

— Абсолютно, гранд-мажисьен.

Она открыла рот, желая сказать что-то ещё. И застыла восковой фигурой. Всё замерло — люди, деревья, ветер, одинокая птица в воздухе. Вода в ручье стала зеркалом, но под его гладью не было дна. Я тонула в собственном отражении, я видела… правду. Бесчисленные варианты будущего, в котором Магистериум безоговорочно побеждает — но этого Сира не открыла ни Совету, ни мне. Лица ведунов, которым она велела забыть об увиденном — кто бы мог подумать, что они на такое способны! Вместе связанные источника мудрости были чем-то вроде коллективного разума с Сирой во главе. Их взгляд проницал бездны времени, не встречая заслонов и преград…

Кровосос, присвоивший себе древнее имя Эолас-на-фола, о многом рассказал без обмана. Кроме главного: пришелец из-за грани миров не сумел пробудиться от своего сна, похожего на смерть. Его клоны жили недолго, и умные машины скрестили их с аборигенами. Всё, что самозванец приписал себе, творили гибриды, причастившиеся крови прародителя, чьё тело и корабль канули на дно вместе с Затонувшим материком. Много раз за долгие века память и способности пришельца передавались от кровососа к кровососу. Последним восприемником чужого наследия стал вампир, вошедший в историю под именем Руфиуса Оборотня. Не сумев завоевать континент силой оружия, он использовал древние знания, чтобы сделаться закулисным кукловодом. Сира видела в источнике его лицо — лицо музейного смотрителя. И он знал об этом. Однажды Руфиус сказал, что наш мир стал мал для него. Ведь там, откуда явился пращур, — вселенная великих возможностей. А ещё он сказал: "Мы можем помочь друг другу…"

Птица в небе взмахнула крыльями, гладь зеркала собралась морщинами бурливых струй, ручей заблестел, зажурчал. Мир ожил. Или это я вернулась из скрытого измерения вне времени? В него, должно быть, заглядывали видящие. Жаль, я не смогу обсудить это с Фалько…

— Что ж, посмотрим, — надменно бросила Октавия Карассис, не заметив, что секунду назад была неподвижной статуей.

Магнетики некоторое время суетились у источника, к чему-то прислушивались, во что-то всматривались, потом взяли пробы воды, оставили двоих чёрных — сторожить и собрались в обратный путь.

Ложь — это звон в ушах и рука на горле. Но у королевы есть право выбрать чашу с ядом. И нельзя ни поморщиться, ни споткнуться, когда идёшь по каменистой тропке вслепую, потому что со всех сторон наступает тьма и над головой с визгом летят демоны.

— Что с тобой? — украдкой шепнул Фалько, и голос его отозвался в голове гулким колоколом.

Я растянула губы в улыбке, хотела сказать: "Всё хорошо", но рука на горле сжалась сильнее, и эта ложь задохнулась, не родившись.

"Тень" доставила нас обратно в Шафлю. Спустили трап. Фалько подал мне руку, и я каким-то чудом сошла на бетон лётного поля. А потом чудеса кончились, вспыхнули чёрные звёзды, и бездна распахнула передо мной свой зев.

Глава 36. Источник любви

Небо ясное, яркое — как в разгар лета. Солнце льётся золотым дождём, воздух сияет и поёт, и впервые за долгое время мне тепло, в теле нет ватной слабости, а в голове отупляющей мути.

Мы стоим на балконе третьего этажа. Фалько обнимает меня со спины, его руки сомкнуты на моей талии, и я греюсь в надёжных объятьях. Он весь как будто из брони, но броня эта живая, горячая, и я чую спиной, как под панцирем мышц бьётся сердце. Откидываю голову ему на плечо, подставляю лицо свету. Глаза режет, но я смотрю, не моргаю.

Золото и жар стекают с небес на больничный парк, раскрашивает деревья во все оттенки охры и багрянца.

Лето пропало, съедено чёрным беспамятством, белыми стенами и горькими микстурами. Но осень нежна со мной. Я закрываю глаза, и под веками загорается огонь, море огня. Пламя ласкает, а не жжёт, и счастье наполняет грудь, и кажется, так будет всегда.

— Не передумала? — тихо спросил Фалько, коснувшись виска тёплым дыханием.

Сам того не зная, он разрушил мою маленькую вечность.

— Может, всё-таки предупредишь? Они весь континент перевернут.

Он был прав. Но… не отпустят ведь.

— Оставлю записку.

Заходить в палату не хотелось. Слишком много призраков и теней ждали там. Боль, бред, смертный холод… Фалько принёс бумагу и чернильную самописку. Пристроившись на парапете балконной ограды, я написала: "Не бойтесь, это не побег. Я чувствую себя совершенно здоровой и именно поэтому остро нуждаюсь в глотке жизни. Не ищите меня. Я вернусь через несколько дней".

Бумага и самописка уплыли в приотворённую дверь балкона, и я не удержалась от смешка. Фалько каждый день открывал новые стороны своего дара. Это было весело. Маленькая забава в череде тягостных больничных будней.

— Готова? Ничего не хочешь взять с собой?

— Только тебя.