Ольга Куно - Охотники на тъёрнов
— Что — это — такое??? — прозвучал грозный голос над самым моим ухом.
Я взвизгнула и соскочила с Винсента, одёргивая юбку. На всякий случай спряталась под одеяло и уже там принялась застёгивать крючки. Винсент, в отличие от меня, суетиться не стал и только смотрел на отца мрачным взглядом.
— Что это значит? — спросил он с плохо сдерживаемой яростью.
— Это я тебя должен спросить, что это значит! — вскричал король.
Он сдерживать свою ярость нужным не считал, даже несмотря на присутствие свидетелей, а именно меня и двоих сопровождавших его слуг.
— Вот, значит, как ты ценишь моё расположение и мою опеку! Да как ты посмел?!
— В своих покоях я смею делать всё, что хочу!
— Всё — да, но не со всеми! — рявкнул король. — Ты — принц и обязан заботиться о том, чтобы твоя кровь не смешивалась с чьей попало!
Густав раскраснелся; лоб, пересечённый несколькими горизонтальными морщинами, стал прямо-таки бордовым. Слуги стояли на пару шагов позади и, вытянув шеи, жадно ловили каждое слово, предвкушая последующую популярность рассказываемой ими истории.
— Это не кто попало! Это моя подруга! — заступился за меня Винсент. — И я её очень люблю!
— Так же, как и Селину Палейно? — язвительно осведомился король.
Винсент ненадолго задумался.
— Нет, не так же, — решил он наконец. — Её я люблю по-другому.
— Отлично! — в гневе развёл руками Густав. — Я иду тебе навстречу! Предоставляю в твоё распоряжение всё, чего твоей душе угодно! Отмазываю от казни твоих друзей! Позволяю им жить рядом с тобой во дворце, фактически делаю их твоими главными приближёнными! Людей без роду, без племени!
— Почему без роду, без племени? — подала я голос из-под одеяла. — Вообще-то мой дедушка был поэтом.
Кстати сказала чистую правду. Мой дедушка, граф в седьмом поколении, писал недурные сонеты.
Густав устремил на меня уничижительный взгляд, совершенно незаслуженно оскорбив моего дедушку презрением.
— Вы бы лучше помолчали, леди! — рявкнул он. — Ведёте себя, как падшая женщина, так хоть бы постеснялись вклиниваться в чужой разговор!
— Почему же как падшая женщина? — обиделась я. — Ваш сын, между прочим, на мне жениться обещал.
Брови короля поползли вверх, а лоб побагровел ещё сильнее. Я испугалась, что хватила лишнего, и с Густавом вот-вот случится сердечный приступ. Такого мне Винсент не простит. Я отлично видела, что при всей сложной специфике их взаимоотношений с королём, отца он всё-таки любит.
К счастью, обошлось без жертв. Немного помолчав, тяжело дыша и собираясь с мыслями, король мрачно заявил:
— Ну вот что. Как я понял, моя доброта ни к чему хорошему не привела. Поэтому ты завтра же отправишься домой. — Эти слова были, ясное дело, адресованы Винсенту. — И не спорь, я не желаю ничего слышать. — Тон монарха стал чрезвычайно жёстким. — Я не имею возможности покинуть Линзорию прямо сейчас, но тебе здесь больше делать нечего. Отправишься в Монтарию под присмотром моих людей. А вы, — он резко повернул голову ко мне, — чтобы духу вашего не было в этом дворце! И мне плевать, что после этого сделает с вами Рамиро. Если надумает снова арестовать и казнить, туда вам и дорога.
Я для приличия попричитала, но в целом на этом представление было окончено. Нас разогнали, я собрала свои скудные пожитки и, не имея возможности попрощаться с Винсентом, покинула дворец. Дилан и Джен тоже надолго во временной резиденции Густава Четвёртого не задержались.
Глава 23. Ирвин
В течение дня мы с ребятами осторожно, по капле, выведывали подробную информацию касательно завтрашнего отъезда Винсента. Время, предполагаемый маршрут, число сопровождающих. Выяснить всё, что нам требовалось, удалось лишь к позднему вечеру, в большой степени потому, что и решались все эти вещи в последний момент. Как-никак отъезд принца оказался для всех полнейшей неожиданностью.
Когда же информация была собрана, и из отдельных кусочков удалось худо-бедно составить полную картину, я отправилась в городской дом Ирвина. Я волновалась. Ирвин мог остаться на эту ночь во дворце, а там я бы никак не смогла с ним встретиться. Кроме того, Ирвин мог отказаться нам помогать. Но, положа руку на сердце, больше всего меня волновало другое. Я боялась, что он вообще не захочет меня видеть. Как-никак, при нашем последнем общении мы расстались не слишком хорошо. Правда, уже после этого он чуть было не восстал против своего короля для того, чтобы спасти мне жизнь. Значит, я всё-таки дорога ему, но…Тем сильнее могла оказаться обида.
Попасть в дом, не привлекая к себе внимания (как-никак Густав был в чём-то прав: Рамиро вполне мог казнить любого из нас теперь, когда мы были лишены иностранного покровительства), не составило труда. В этом мне помогла Эмилия. Поэтому, пройдя в дом через чёрный ход, кутаясь в плащ, я тихо миновала опустевший к ночи коридор и скользнула туда, куда до сих пор ни разу не заходила. В личные покои Ирвина.
Первая комната, по-видимому, предназначалась для завтрака, просмотра почты, чтения и тому подобных занятий. Ирвина там не оказалось, и я прошла дальше, в спальню. Здесь было темно, но пара свечей всё-таки горела. Стараясь не шуметь, я медленно прикрыла дверь и остановилась у порога. Ирвин уже лежал в кровати и, по-видимому, спал: его дыхание было ровным. Я попыталась оглядеться, насколько того позволяло скудное освещение. Комната обставлена в соответствии со статусом, но без излишеств. Тёмно-коричневый комод на коротких ножках, с золотистой росписью по краям. Шкаф такой же расцветки. Низкий прямоугольный столик. На нём — кубок, содержимое которого сейчас не разглядеть, и короткий кинжал в ножнах. Меч, тоже в ножнах, прислонён к стене в углу, рядом с кроватью. При желании до него можно дотянуться, не вставая. Не думаю, что в этом доме в подобном хоть раз возникала потребность, но это — привычка, диктуемая родом деятельности. Мой взгляд скользнул по стене и остановился на канделябре — простом, без всяких фигур и изящных линий, зато функциональном.
— Это сон, или я должен кого-то уволить? — хладнокровно спросил Ирвин.
Он по-прежнему лежал в кровати, только глаза были теперь открыты. И очень внимательно смотрели на меня.
— Это сон, — поспешила я дать ответ.
Ещё не хватало, чтобы Эмилию уволили по моей милости.
— Допустим, — хмыкнул он, садясь на постели и откидывая одеяло. — И что заставило тебя явиться ко мне во сне?
Я не знала, что ответить. Хотелось сказать: я безумно по тебе соскучилась. Я могла бы придумать и другой способ помочь Винсенту. Но я хотела увидеть тебя — и нашла предлог. Но хорошо заметная холодность в его тоне заставила меня ответить иначе:
