Леди Некромант (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна
Видение закончилось, меня вынесло в состояние между сном и явью, когда реальность ощущается зыбкой и удивительной разновидностью сна. Я знала, что лежу на постели, что мне хорошо и тепло, что где-то у меня за спиной чуть тлеет ночник, а свет, проходящий через матовое стекло, розоватый, уютный, ласковый. Пахло духами Эстаса, свежая мятная нотка откликалась улыбкой и не поддающейся описанию радостью.
Я расслабилась, крепче прижала к груди руку обнимавшего меня со спины Эстаса и уснула.
Глава 53
Бледная Кэйтлин к его вящему ужасу потеряла сознание. Молясь Триединой, чтобы в этот раз обморок длился недолго, Эстас подхватил жену на руки и отнес к себе в постель. Накрыв Кэйтлин одеялом, он решил разбудить Дьерфина, чтобы тот посмотрел, только ли в магическом истощении дело.
— Не уходи, — Кэйтлин пришла в себя, поймала Эстаса за руку и впервые обратилась на «ты».
— Я приведу лекаря, — пообещал он, сжав прохладные пальцы. — Я быстро.
— Не надо, — твердо сказала жена.
— А листок? Его нужно уничтожить, — напомнил он.
— Завтра.
Ее голос звучал как-то странно, глухо, будто в трансе. Впечатление усиливали краткость фраз и лишенное эмоций лицо. Изумрудные глаза сияли ярче обычного, такое бывало, если Кэйтлин работала с потоками, поэтому Эстас не стал спорить и не ослушался, когда она серьезно повторила:
— Не уходи.
Его руку она так и не выпустила, пристально наблюдала за тем, как он ложится и натягивает одеяло.
— Нужно спать, — сказала Кэйтлин, закрыла глаза, и через минуту ее дыхание стало ровным и глубоким.
Как ни удивительно, сон сморил и Эстаса. В какой-то момент ему показалось, что Кэйтлин замерзла, и он обнял ее, чтобы согреть и успокоить, а утром очень удивлялся собственной наглости, когда проснулся, все еще прижимая к себе жену.
Ей сон пошел на пользу. Она уже не была так бледна, а в свете ночника казалась исключительно красивой. Любуясь девушкой, по-прежнему держащей его за руку, хотя объятия распались, Эстас боролся с сильным искушением поцеловать Кэйтлин. Но такой порыв мог испортить хрупкие доверительные отношения, поэтому Эстас ограничился тем, что осторожным движением убрал с лица жены черный локон.
Глядя на Кэйтлин, Эстас поражался тому, что за короткое время она стала ему так дорога. Эта удивительная девушка за каких-то два месяца полностью перевернула его мир и будто заново научила дышать, видеть, чувствовать. Каждый миг в ее обществе был драгоценностью, и Эстас отчетливо понимал, что влюбился в Кэйтлин. Влюбился окончательно и бесповоротно и очень надеялся, что не безответно. Она ведь обмолвилась, что он тоже стал много для нее значить.
Оставалось только подгадать момент, чтобы ничто не омрачало настроение, и признаться. О том, как будет жить, если любовь не взаимна, Эстас старался не думать. И без того решение поговорить с Кэйтлин откровенно о чувствах казалось самым страшным испытанием в его жизни.
Кэйтлин проснулась, встретилась взглядом с мужем:
— Доброе утро, — прозвучало чуть сипло спросонок, а улыбка добавила моменту особого очарования.
— Доброе, — откликнулся он. — Вам лучше?
— Да, гораздо лучше. Простите, что я вас разбудила и выспаться не дала, — покаялась она. — Вы, наверное, переживали обо мне, раз не ушли в мою спальню.
— Вы меня не отпустили, велели остаться. Не помните?
Она покачала головой:
— Нет, но я рада, что вы остались. А листок, он еще там?
— Вы сказали, можно убрать утром.
— Тоже верно, — Кэйтлин снова улыбнулась. — Никуда он не убежит.
— Но как он там оказался?
Жена помрачнела:
— Вам не понравится ответ.
— Я постараюсь воспринять любое объяснение, если оно будет логичным, — надеясь, что не услышит обвинений Тэйки, заверил Эстас.
Кэйтлин, настоявшая на том, чтобы перейти к камину, была права. Ее подробный и обстоятельный ответ нравиться не мог никак, и обсуждать такое в постели точно не следовало.
Рассказ о шамане, долгие годы жившем в лесу недалеко от Хомлена, напоминание о том, что Тэйка сбежала из дома в последнюю ночь старого года, когда потустороннее было еще сильно. Кэйтлин передала содержание подслушанного разговора, объяснила, какая опасность грозит дочери. Беда, которую Эстас никак не мог отвести или хотя бы уменьшить…
Утешало лишь то, что жена к этому моменту уже выяснила, с чем имеет дело, и знала, как можно ему противостоять. Отчасти Эстас был Кэйтлин благодарен за то, что она поделилась выводами и подозрениями только теперь, когда уже нашла решение. Но отчасти сожалел, что жена не доверилась ему раньше, хотя и понимал, что вряд ли смог бы трезво оценить ее слова.
— Ваша астенская знакомая подчеркнула, что влиять на эмоции могут только северяне, а играть на гуцинь — только мэдлэгч, — смотревшая в глаза мужу Кэйтлин выглядела закономерно мрачной. — Шаман-северянин пытался поссорить нас с вами, чтобы в борьбе с ним я осталась без поддержки, чтобы лишилась вашего доверия. Каганатский дар Тэйки бьется с захватчиком, поэтому девочка попросила гуцинь. Инструмент подпитывает ее дар, оттого у нее появились силы спорить с шаманом.
Эстас, хмуро молчавший последние несколько минут, кивнул:
— Да, гуцинь у нее поет. Думаете, ее чутье подсказало ей название инструмента?
— Уверена, что это так. Дар сам научил ее играть, она ведь не нуждалась в ваших объяснениях.
Надолго повисла тишина. Эстас пытался осмыслить свалившиеся на него лавиной сведения. Все теперь казалось цельным полотном, готовой картиной, в которой каждой странности находилось объяснение. Даже показавшемуся нелепым оправданию Тэйки, которая утверждала, что не помнила, как разбивала шарики. Осознание силы шамана, способного надолго подчинить себе и разум, и тело девочки, ужасало.
— Вы ведь не думаете, что это россказни злобной мачехи, так? — осторожно спросила Кэйтлин, глядя на мужа чуть исподлобья.
— Нет-нет, что вы! — горячо откликнулся он. — Я вижу, как вы относитесь к дочери, как меняется ее отношение. Я верю вам и буду всячески помогать. Отправлю человека за мэтром, пошлю гонца в Астенс за зельем от отравления и травами, если нужно что-то. Я пойду с вами в рощу, помогу обезвредить тотемы.
— Нет. Это опасно, — перебила жена. — Там очень сильные призраки. Вам нель…
— Я не позволю вам рисковать в одиночку! — заявил он, твердо встретив взгляд Кэйтлин.
Она хотела возразить, но передумала, мягко улыбнулась.
— Простите, когда речь заходит о некромантии, я забываю, что стала госпожой Фонсо.
Кэйтлин впервые назвала себя так, и Эстас порадовался тому, как ласково прозвучало его родовое имя.
— Я буду признательна за помощь, — продолжала она.
— Поймите верно, пожалуйста. Я не сомневаюсь в том, что вы хороший боец. Не отказываю вам в праве сражаться с потусторонним за жизнь и счастье дочери. Но я вас очень прошу, всем сердцем заклинаю не ходить в рощу, не вмешиваться в бой с призраками. Это не обыкновенные животные, они ведут себя совершенно иначе. Против них нужны другие приемы и вспомогательные средства. Вы не обучены бою с такими противниками и можете пострадать. А я не хочу бояться за вас, лорд Эстас. Не хочу.
— Я понимаю, что вы предпочтете сражаться бок о бок с мэтром, а не со мной, — серьезно ответил он. — Он, как и вы, знает, на что способны призраки. Я понимаю. В самом деле понимаю. Я не стану вмешиваться, если вы в роще будете с ним. Если вам придется идти туда до того, как мэтр приедет, я пойду с вами. Я настаиваю на этом. Я тоже не хочу бояться за вас, леди Кэйтлин.
Она задумалась, смерила мужа долгим взглядом и кивнула.
— Хорошо. Нам нужно будет позаниматься, подготовиться.
Эти слова были сильней любого обещания. В тот же миг стало ясно, что Кэйтлин не просто уважала его мнение и желание, но в самом деле нуждалась в помощнике. Значит, все опасней и трудней, чем сейчас кажется. Вместе с тем девушка излучала спокойствие и решимость, а не болезненное осознание тяжелой повинности.
