А печаль холод греет - Дайана Рофф
– Я далеко не такая умная, какой себя считала, но спасибо, – слабо улыбнулась в ответ ему я.
– Ещё месяц назад ты бы хвасталась своим умом, а сейчас даже не выскажешь умной мысли? – излишне весёлым голосом фыркнул Мэйт, тогда как его вид не переставал говорить о том, как парню было больно и плохо.
Я откинула голову и закрыла глаза.
– Не очень хотелось, но знаешь… хочется просто сказать, что иногда наступают такие моменты, когда становится очень стыдно за поступки прошлого. Хочется всё забыть, перечеркнуть, как-то стереть из памяти или что-то даже изменить, но в то же время исправлять что-то нет никакого желания. Ведь действия прошлого – это нынешний опыт. Если что-то исправлять, то это уже будешь не ты… Каждый из нас на протяжении жизни будет вспоминать эти моменты ещё не один раз. В этом, конечно, мало приятного, но такова человеческая сущность. Ты думаешь о том, что надо было по-другому сделать те или иные вещи, придерживаться иного мнения, не позволять людям манипулировать собой, не говорить какие-то глупые слова и многое другое. Но в то же время не стоит сильно нагружать себя этим. Ведь часто прошлым мы называем самые неприятные моменты нашей жизни. Есть и хорошие, но их в расчёт мы берём редко. А ведь стоило бы. Так или иначе, важно напоминать себе, что ты стал лучше. Что есть «до» и «после». Что сейчас ты – усовершенствованная версия себя. И существует отличный способ, как это проверить: всего лишь взять отдельный момент прошлого и представить, как бы ты поступил сейчас. Таким образом, как в геометрии, можно доказать, что сейчас ты лучше. Помнить и жалеть – совсем не то, что нам нужно делать.
– И ты больше ни о чём не жалеешь? – слегка удивлённо задал вопрос Мэйт.
Я посмотрела на него: такой сломанный, безрадостный, угасший, трусливый, но такой преданный, честный и имеющий поразительное качество внимательно слушать других людей, что я восхищалась им, как героем из книги, что преодолел все препятствия и все свои страхи. Да, что-то было такое героическое в Мэйте – он выдержал одиночество, смирился с тем, что больше никогда не увидит своих родителей, и не побоялся мне во всём признаться. Конечно, он был сильно запуган и так сломан, что напоминал мне этим Джозефа, но я верила в своего друга, верила, что тот однажды станет сильнее. Ведь мне самой уже не суждено стать сильнее.
Лишь быть самой собой.
– Моё прошлое не сделало бы меня такой, какая я сейчас, если бы не все эти ошибки. Именно ошибки делают нас настоящими. Делают нас людьми.
XXX: А ложь не была во благо
Это снаружи я произвожу впечатление человека, довольного своей жизнью. Но внутри, под внешним лоском, правит отчаяние.
Ирвин Ялом
– Как ты?
Ченс вошёл как всегда без стука, широко открыв дверь и совершенно не задумываясь о том, что я могла бы делать в своей комнате. Ещё с тех времён, когда я вступала в бои в «Рогах Дьявола», парень уже бесцеремонно входил в нашу женскую раздевалку, чем изрядно раздражал и пугал других девушек, что тоже когда-то выступали в этом баре. Но Ченсу всегда было без разницы на женские талии и на тем более женские особенности: его куда больше волновало то, что он никак не мог себе найти пару среди мужского населения. Не так давно я тоже об этом беспокоилась: мне казалось, что моему другу отчаянно не хватало любви, не хватало того человека, который любил бы Ченса так сильно, что прощал бы все ошибки и падения. Ченс был всё время окружён друзьями, но в то же время очень одинок; всегда вёл себя одинаково, но тщетно желал измениться; вечно шутил и смеялся, а сними эту маску, что там найдёшь? Что?
Вот так и с меня сняли маску – а под ней оказалась лишь печаль.
Печаль, что грела свой холод.
– Как видишь, просто перерабатываю кислород в диоксид углерода. Ну, ты знаешь, как всегда.
– Что за херня, чел? Школа давно закончилась, почему ты всё ещё занимаешься наукой?
Я уныло усмехнулась, только сейчас полностью осознав, что и вправду очень давно не училась в школе. Да и кому нужна эта учёба, если весь мир так безжалостно горел?
– Дыхание, Ченс. Я дышу…
– А-а, вот в чём дело! – с умным лицом кивнул друг и широко улыбнулся. – И как дышится?
Подойдя ко мне, он надвинул свою красную шапку на волосы, но бесполезно: белые локоны не скрыть и тем более ожоги под глазами, на щеках и вокруг большого родимого пятна на шее.
– Пока могу – дышу.
В чужих бледно-зелёных глазах промелькнула боль, но через секунду Ченс уже снова привычно улыбался.
– Я рад, что ты вернулась в своё тело и можешь теперь дышать своими лёгкими этот пыльный воздух, – он играючи сморщил нос. – Хотя мне понравился тот чел, что в тебя вселился, но это было всё равно жутко. И тем более мне с тобой привычнее.
«Вот уж спасибо», – сказала бы я неделю назад, но не сейчас. За что тут благодарить, даже если эта благодарность была в шутку? В темноте ночной уже следующего дня мне казалось теперь многое бессмысленным: шутки, вопросы, эссентизм, проблемы… Хотелось просто почувствовать реальность – впервые она оказалась так близко ко мне. Кожа отзывалась на новый шорох воздуха, каждый волосок ласкал летающие молекулы, взгляд будто улавливал мелкие частички, слух ласкало так много звуков, очередное моргание – лишь миг тьмы перед тем, как увидеть тёмные краски комнаты, тогда как разум просто упивался реальностью.
Я – это я.
Это мои руки. Мои движения. Мои мысли. Моё дыхание. Мои глаза.
Всё это – моё.
Всё это – я. Только я.
И я это контролировала. Это реальность. Это я. Делора Хофф-Зегерс. Семнадцать лет.
И я – реальна.
Теперь я ощущала это так, будто меня погрузили в воду, а я могла спокойно там дышать. Каждое движение воды, маленький планктон, пузырик, крохотная рыбка – всё это чувствовала моя кожа, но теперь это ощущалось с самой реальностью. Всю прошлую ночь и весь день я проспала,
