Змеи Неба и Пламени - Ребекка Кенни
— И, возможно, немного припасов, — сухо добавляет Фортуникс. — Ты привёз сюда много человеческих женщин, но не имеешь ничего, чтобы заботиться о них.
— Потому что я намерен заставить чародейку превратить всех их в самок драконов.
— Да. Эшвелон рассказал мне о твоём плане. — Фортуникс издал звук, почти похожий на фырканье. Если бы он был моложе, я бы ответил на такое неуважение вызовом, но он — старейшина, поэтому я позволяю это и игнорирую.
— Мой план основан на фактах, — говорю я ему. — Роткури сказал мне, что Хинаракс сказал ему, что он слышал от солдата Ворейна, что Телиза способна превращать стада овец в кроликов или кур в крыс. Кузен солдата был этому свидетелем. Целый вид, превращённый в другой. Она сможет сделать это для нас. Эшвелон, проследи, чтобы у неё было всё необходимое для заклинания.
— Эшвелону нужен спутник для этой миссии, — говорит Фортуникс. — Я отправлюсь с ним.
— Ты? — удивлённо переспрашивает Варекс. — Но ты же так… — Он осекается и кашляет. — Я имею в виду… ты не участвовал с нами в войне.
— Потому что я внёс свою лепту в сражения, — резко отвечает Фортуникс, бросая на него острый взгляд. — А не потому, что я слаб и немощен. Я вполне способен долететь до материка и помочь Эшвелону нести припасы. Или, возможно, я сам понесу чародейку, раз наш друг Эш, кажется, не слишком надёжно держит добычу в когтях. — Он слегка подталкивает Эшвелона краем крыла.
— Я был бы рад твоей компании, — тихо отвечает Эшвелон.
— Мы отправимся на рассвете, но перед отъездом, принцы, не хотите ли, чтобы я объяснил вам, как правильно ухаживать за человеческими женщинами и чем их кормить?
— Ты когда-нибудь заботился о такой? — спрашиваю я.
— Не совсем, но у меня больше опыта с людьми, чем у вас обоих.
В его манере есть что-то раздражающее. Возможно, я переутомлён, терпение истончено горем, но последнее, чего я хочу, — это цепляться за этот склон и слушать, как Фортуникс разглагольствует о привычках людей.
— Мы союзники с людьми уже несколько недель, — говорю я. — Думаю, мы сумеем понять, как поддерживать их в живых. И все мы более или менее бегло говорим на общем языке, так что они смогут сказать нам, что им нужно.
— О, они точно скажут тебе, — усмехается Фортуникс. — Люди — требовательные и наглые создания. Ладно, мои принцы. Пойдёмте готовиться к путешествию. — Он поднимается и взмывает в воздух, немного паря, прежде чем, приложив усилия, взлететь с помощью мощных взмахов крыльев.
Эшвелон уже собирается взлететь следом за ним, но я быстро говорю:
— Эш… принеси что-нибудь для чая.
Он наклоняет голову, сбитый с толку.
— Что-нибудь для чая? Что это значит?
— Откуда мне знать? Спроси чародейку, что потребуется.
— Как пожелаете, мой принц. — Он наклоняет голову в знак уважения и взлетает.
Мы с братом застываем в темноте, не двигаясь. Моё ночное зрение не так хорошо, как у него, но я могу определить по напряжению его челюстей и углу шейных шипов, что он тоже страдает. У него не было Наречённой, но он, как и я, потерял Гриммав. И мы оба потеряли Вилар. Эта утрата бьёт сильнее. Двадцать пять лет мы трое были неразлучны.
— Помню, как вылупилась Вилар, — тихо говорю я. — Я уже был вне яйца целый день и считал себя экспертом в окружающем мире. Но когда она вышла, она пролезла дальше, расправила крылья шире и кричала громче, чем я. Она всегда была самой умной и быстрой среди нас. Наши родители были в восторге от того, что стали свидетелями нашего вылупления. Их первое спаривание не принесло яиц, и они не могли поверить в свою удачу, когда после второго сезона в гнезде оказалось три яйца. После того как появились я и Вилар, все ждали твоего появления.
— А я опоздал. Как обычно, — голос Варекса дрожит от волнения.
— Да, ты опоздал. На несколько недель. Родители думали, что ты умер в яйце, и были готовы отнести тебя в море, но Вилар обвила твое яйцо крошечными крыльями и не позволила им забрать тебя. К тому моменту она уже выучила несколько слов и всё время говорила: «Моё. Моё». Так что тебя оставили в гнезде, и в конце концов ты вылупился.
Варекс издаёт хриплый звук, его плечи дрожат. Он запрокидывает голову и выпускает свою магию — огромную сферу пустоты, окантованную фиолетовыми молниями. Это небезопасно — выпускать такое большое заклинание здесь, но я не укоряю его. Я вцепляюсь в скалу изо всех сил, пока сфера пустоты не схлопывается сама в себя, и её всасывающее притяжение исчезает. Как драконы, мы защищены от собственного огня и в основном устойчивы к магии друг друга, но магия пустоты Варекса — опасное исключение.
— Нам пора. Я готов, насколько это возможно. — Я отрываюсь от склона и раскрываю крылья, ловлю порыв ветра и ухожу в планирование. Варекс следует за мной в сторону пещеры семьи Мордессы.
К этому моменту Ардун и Ианет уже знают, что их дочь мертва. Они слышали траурные возгласы членов клана и понимают, что случилось что-то ужасное. Мне предстоит объяснить детали и предложить то утешение, которое я могу.
Другие родственники павших в Гилхорне понимали, почему я не принес кость каждого погибшего дракона. Они были разочарованы, но смирились. Мне остаётся лишь надеяться, что отцы моей Наречённой поймут это так же.
Мы приземляемся на выступ их пещеры. Шесть кубических дайр-камней светятся вдоль пола, озаряя пространство. Дайр-камни находят в самых глубоких пещерах острова. Когда их разогревают драконьим пламенем, они ярко светятся в течение нескольких часов, после чего их нужно разогревать снова. Каждая семья обладает такими камнями для освещения, так как качество ночного зрения у драконов варьируется. В ночи траура или праздника скалы усеяны красновато-золотистым светом десятков дайр-камней.
Внутри пещеры Ианет и Ардун сидят рядом, их плечи плотно прижаты друг к другу. Обоим самцам по семьдесят пять лет, это первенцы, полные мудрости и силы, но Ардун потерял зрение в ужасной схватке с воритром. Ему повезло выжить, и с тех пор Ианет стал его глазами. Ни один из них не смог сопровождать нас на войну, но они послали вместо себя свою могучую дочь. И теперь они ждут, что я скажу те слова, которые я никогда не думал, что придётся произнести.
— С глубочайшей скорбью я должен сообщить вам… Мордесса пала, и её дух вознёсся, — я борюсь, чтобы удержать голос ровным
