Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
— Куда мы сейчас?
— На источник. Тебе надо вымыться. Нам тоже.
— А потом?
— В Старый город — столицу Монфории.
— У тебя вообще есть армия-то? Рыцари, мушкетёры, гвардейцы, кто-то в этом роде?
— А у тебя?
— Нет.
— И у меня — нет.
— А… кто есть?
— Ты, я и Люсьен. Не будем тратить время. Поехали.
И он пришпорил коня. Дева Пречистая! Как же мне хотелось развернуться и поскакать в противоположном направлении! Они оба неизлечимо больны. Или, как сказал Люсьен — отморожены на всю голову. На обе головы. Что за дурацкие шутки?
* * *
Старый город был обнесён высокой зубчатой стеной. Башни-восьмигранники купали в небе сине-алые флаги. Здесь горная цепь переходила в плоскогорья, распаханные трудолюбивыми крестьянами. Туда, дальше на восток, начинались великие степи, на севере окружённые непроходимыми болотами и чащами. В степи жили воинственные кочевые орды. Я вспомнила, что отец постоянно держал на заставах восточного пограничья армию в боевой готовности. С юга сухими ветрами дула бесплодная пустыня. Но это где-то там, далеко. А вот тут — плодородные, хоть и глинистые земли.
Были.
Я закрыла глаза, вдыхая чуть горьковатый осенний воздух, напоённый теплом и светом. Я помнила этот город. Он всегда утопал в цветах. В конце марта с гор сходили последние снега, вода заливала поля, поднимаясь из рек. А в апреле приходила настоящая жара. Изнывающие от зноя горожане прятались по домам, а вечером выходили к бесчисленным фонтанам. Но несмотря на солнце, столица всегда услаждала взор зеленью садов, скверов, аллей и бульваров, потому что её построили в месте, изобилующем источниками. Мы никогда не знали засухи.
Открыла глаза. Всхлипнула.
Каменные стены. Каменные башни. К стене жмутся жалкие хижины. Выжженная земля. Ветер поднимает сухую красную пыль. Всё красно-серо-жёлтое. Ни малейшего следа зелени.
— Что здесь произошло? — прошептала я и облизнула сухие губы.
— Война, — коротко бросил Дезирэ и пустил коня по терракотовой тропинке.
— Так ведь… почти сто лет прошло…
— Каган, захвативший город, сжёг его полностью, до камня. Все оросительные канавы были затоптаны и перекопаны, чтобы в них не мог спрятаться ни один сопротивленец. Пруды завалены трупами, колодца засыпаны солью. Ну, это ещё сторонники де Монфора пытались лишить нападавших воды.
— Но можно же было снова посадить деревья! И снова прокопать канавы и колодцы…
— Можно.
Я стирала слёзы ладонями, потому что платка не было, а потом сообразила, что только так только перемажусь вся, и перестала. Вместо нарядных, выкрашенных белой, красной и голубой глиной домиков, доверчиво глядящих окошками из-под черепичных крыш, на нас испуганно смотрели жалкие лачуги, кривящие рты покосившихся дверей. Безвременно увядшие крестьянки тащили ржавые плуги, за которыми тяжело ползли худые мужики. Но страшнее всего выглядели дети: большеголовые, по-стариковски усталые, они сидели вдоль дороги и наблюдали за нами без всякого любопытства. Не играли, не резвились…
— Это было сто лет назад! — прошептала я. — Неужели за это время…
— Потом была ещё война, а затем ещё. И снова — война. С востока шли и шли новые орды. На севере пыталась отвоевать земли Родопсия. С запада от неё не отставали эрталийцы.
Потрескавшиеся губы щипало от соли.
— Какой у нас план? — грубо поинтересовался Люсьен. — Дождаться ночи, пробраться во дворец, задушить короля подушкой? Или там… кагана?
Дезирэ не ответил. Он остановил скакуна, поднялся в стременах, разглядывая ворота. Наши лошади шли бок о бок, и я тоже натянула узду. Оглянулась, всмотрелась в лицо жениха. Принц улыбался. Тёмные глаза поблёскивали. Мне стало жутко.
— Война — это отвратительно, — буркнул Люсьен, сидевший впереди.
— Да. Как и вся жизнь. Война — суть жизни. Та правда, которую вы упорно не хотите замечать.
С этими словами принц снова пришпорил усталого коня, и мы подъехали к воротам, перед которыми дежурили десятка два стражников. Уже давно миновал полдень. С юга дул пыльный ветер. И никто — ни крестьянин, ни торговец, ни ремесленник с его нехитрым скарбом — совсем никто, кроме нас, не пытался войти в оскал каменных ворот.
— Кто вы и что ищете в городе Великого Кагана? — просипел один из стражников и шагнул вперёд.
Трое из отряда нацелили на нас мушкеты. Говоривший прокашлялся, дёрнул правым плечом, освобождая его от плаща, и положил ладонь на эфес шпаги. У него были седые длинные усы, а подбородок топорщился топориком бороды.
— Моё имя — принц Дезирэ, — прямо ответил мой спутник. — Мы ищем смерти Великого кагана и хотим захватить его город.
Голубые глаза командующего стражей моргнули.
— Что? — переспросил он в недоумении.
— Смерти, — великодушно пояснил Дезирэ.
Стражники переглянулись. Командир насупил брови.
— За такие шутки вас вздёрнут на городской виселице…
— Достойная смерть за глупую шутку, — согласился Дезирэ и спрыгнул с коня. — Но я не шучу. Я объявляю войну кагану. Я приехал его убить.
— Он сумасшедший? — обернулся стражник ко мне.
— Да, — ответил вместо меня Люсьен со вздохом.
— Это не важно. Каган умрёт до захода солнца.
Десяток шпаг обнажилось, и их клинки сверкнули по направлению к нам. Дезирэ обернулся ко мне, чуть поклонился и протянул руку, чтобы помочь сойти с коня.
* * *
Крысиная пара громко выясняла отношения. Я пыталась понять: где они прячутся. Неужели зубы грызунов способны прогрызть толстые каменные стены? Как вообще крысы обитают в тюрьмах, если здесь и пол, и стены — каменные?
Косой солнечный луч падал косым прямоугольником на грязный пол, покрытый подозрительными потёками. Совершенно не хочу знать их природу. Зачем я связалась с сумасшедшим? Это ж было очевидно с самого начала, что он не в себе. Нестерпимо зачесалась нога под кандалами. Я почесала туфлей другой икру чуть повыше, но чесотка не унималась.
И ещё этот Люсьен… Они оба сумасшедшие. Мальчишка, которого приковали к стене только за ноги, сидел в углу, обхватив колени и уткнувшись к них лицом. Он даже не пытался сопротивляться или как-то возражать и не казался напуганным.
Я сдула прядь волос с лица и спросила в очередной раз:
— И что дальше, Ваше высочество?
Нет, ну мало ли это какой-то хитрый план у принца?
— Убивать.
— Вот как? И каким образом? Цепями? Или, может, взглядом?
Он промолчал. Правильно воспитанные принцессы никогда не истерят, но… Ну нет, нет! Я вот этого так не оставлю. Я не для того просыпалась, чтобы меня казнили!
— Знаете что⁈ — закричала я, кажется, у кого-то всё же истерика. — Зачем вы вообще меня разбудили? Для чего⁈ Я могла бы спать ещё сто лет. Вы — чудовище! Вы… Я
