Пес бездны, назад! (СИ) - Анастасия Разумовская
— Ты там цены видело? Ты рехнулось…
— На карте средств хватит.
— Она вообще твоя или…
— Моя. Да не ссы. Всё будет шикардос. Главное, не жалей бабла, а то нужного эффекта не добьёшься.
— Я… я не могу, — испуганно заблеяла девочка.
— Так. Ещё одно «не могу», и я ухожу. Нытиков ненавижу даже больше, чем всех остальных людей.
Осень на подгибающихся ногах вышла из внутреннего двора на улицу и направилась в сторону Кронверкского проспекта.
— А ты пин-код хоть знаешь? — спросила жалобно, сдавшись на милость победителя.
— Один-два-один-два.
— Дебильный пин-код, — проворчала Осень непокорно. — Его разгадать — раз плюнуть. Тут, кстати, нет срока годности… Карта вообще рабочая?
— Да. Просто она бессрочная.
— Такого не бывает. Можно мне взять кофе и… пирожок?
Вредное отражение снова закатило глаза.
— Хоть в ресторан завались, хоть на Монмартр слетай и там пообедай. Говорю же: она безлимитная.
— В Париж? Ты сейчас серьёзно?
— Серьёзно. Но тебя в самолёт не пустят, ты слишком мелкая. А твоя маман вряд ли нормально отнесётся к предложению слетать во Францию. Ну и вообще, ей лучше бы не знать о нашем союзе. А то упечёт тебя в дурку.
— Меня в любом случае в Европу не пустят, — пробормотала Осень. — Границы закрыты. Санкции…
— Вот тут поподробнее.
Они вышли на полукруглый Кронверкский проспект, сели на трамвай. В нём почти никого не было, и Осень опустилась на сиденье, уставилась в окно. Мысли мешались, эмоции накрывали. «Это не галлюцинация, — отчаянно думала девочка. — Но тогда что? Как это может быть?». Разум лихорадочно искал объяснения и не находил их. И Осень сдалась, решив просто принимать всё, что с ней происходит. Она закрыла глаза, чувствуя, что ещё немного и завопит от внутреннего напряжения.
По Троицкому мосту Осень пошла пешком. Ей нужно было остыть и хоть немного прийти в себя. Она шла и шла, глядя вниз, на металлические волны Невы. Прошла по Миллионной мимо всех дворцов. Начал накрапывать дождик, и редкие прохожие под зонтиками торопились побыстрее проскользнуть мимо.
В бутике на Невском вышколенная продавщица даже глазом не моргнула, когда девочка, набрав ворох платьев, скрылась в примерочной.
— Ну как? — спросила Осень уныло, подняв зеркальце над собой.
Отражение прищурилось, поморщилось:
— Так себе. Мятный цвет — явно не твоё. У тебя кожа зеленеет. Да и фасон платья — как для бабки старой. Честно. Что ещё?
Осень облегчённо выдохнула и стянула платье через верх. Она их вообще не любила и не разбиралась в них. Закрепила зеркальце на вешалке так, чтобы ему всё было видно, взяла нежно-кремовое, почти белое, коктейльное. Обернулась к отражению:
— А вот это пойдёт?
Она стеснялась надевать вот это лёгкое, воздушное и безумно дорогое. Однако отражение смотрело не на платье. Серые глаза были прищурены, уголки губ подрагивали. Осень оглядела себя.
— Ты чего?
— А с чего ты решила, что я — девчонка? — хрипло уточнили в зеркальце.
— Так… а… Ну ты же моё отражение?
Оно хмыкнуло:
— Понятно. Ты не будешь кричать, если я тебе покажу, как я выгляжу по настоящему?
Осень вздрогнула. Натянула первое коктейльное платье. Перепугано уставилась на него:
— Нет…
— Договорились.
И в зеркале вдруг показался парень. Взрослый, лет двадцати. Светлые волосы топорщились на затылке хохолком. Глаза были тёмными. Осень вскрикнула.
— А ведь обещала, — с упрёком заметил незнакомец.
— Дурак, — прошипела девочка. — А сразу предупредить⁈ Хорошо, на мне хотя бы бюстик был…
— Не хотел тебя пугать.
— Спасибо.
Осень трясло от злости. Она сняла зеркальце и положила его стеклом на стульчик.
— Я вообще ненавижу платья! Если бы Камилла не настояла на том, чтобы я надела её дебильное тайландское, я бы вообще в них не залезала!
— А кто тебя ограничивает? Или здесь только платья?
Терпеливая продавщица ничего не сказала, приняв все платья из рук красной, как варёная свекла Осени. Взмахивая наращёнными ресницами помогла подобрать джинсы и брюки. И верх: пуловеры, худи…
— Да, тебе это явно больше к лицу, — заметил Отражение примирительно, когда девочка покрутилась перед ним. — Бери. Вот это — чёрное. И бежевое тоже хорошо. Пепельная роза ещё.
— Не получится… Один только пуловер пятьдесят тысяч стоит.
— М-да. Ты права. Не получится.
Осень отвернула зеркальце, потянула за рукава.
— Дешево как-то, — презрительно заметил Отражение. — Поищи что-нибудь более достойное.
«Вот это выдержка! — думала Осень, когда в магазине оформили доставку, и девочка забралась в такси, вытянула ноги и закрыла глаза. — Я бы заорала от неожиданности, когда такая бомжара оплатила покупки почти на лям… Нет, я бы заорала раньше. Когда нищебродка только зарулила в зал». И она тихо и истерично рассмеялась. Вынула из кармана зеркальце, раскрыла его.
— Спасибо, — шепнула тихонько.
— Сочтёмся.
— Что? Ты не говорил, что… Я же ни в жизнь не расплачусь!
— Ты серьёзно? Мелкая, ты считаешь, что обладателю безлимитки нужны деньжата?
— А что тогда?
— Мы ж друзья. Нет? Я помог тебе, ты при случае поможешь мне… То ли ещё будет, — ухмыльнулся светловолосый парень. — Всё только начинается, Осень. Ты, главное, слушай меня, и всё будет топ.
Осень поймала на себе цепкий взгляд водителя и решила промолчать. «Я просто сплю, — вдруг осознала она. — Ну конечно! Мне всё это только снится».
И ей сразу стало легче.
Беда случилась, когда девочка ковырялась палочками в суши, уставшая после массажа и салона красоты (Отражение настоял, что бы Осень ничего в своей внешности кардинально не меняла, только «придала форму»). Она сидела в кафе помпезной «Галереи», расслабившись и засыпая на ходу.
— Смотрите: Сеня. Кого я вижу!
Осень едва ли не в голос застонала. Динара — прихвостень Камиллы. Ну почему вот так не везёт? Постоянно! Вздохнула и обернулась.
Компания из четверых девчонок смотрела на неё. Сама невеста Витэля была тут же. Врагов разделяло не больше четырёх шагов.
— Смотри-ка, Камил, — скривилась рыжая Лиза, длинная и очень худая, словно модель, — на платье у неё денег нет, а на тройной Баскин Роббинс — есть. Ты платье-то Камиле вернула? Или продала на барахолке?
— Точно продала, — засмеялась голубоволосая Эльвира.
У неё были серебряные и красные стрелки и чёрная помада на губах. Камилла молчала, щурила оленьи глаза в пушистых ресницах.
— Платье я отдам, — хмуро процедила Осень, чувствуя, как потеет и как на глазах выступают невольные слёзы стыда и унижения.
Невеста Витэля брезгливо скривила пухлые губы:
— Ты думаешь, я буду носить его после тебя? А вдруг у тебя вши? Фи. Оставь себе. Как милостыню.
— Я отдам! — крикнула Осень, её щёки вспыхнули, как алые листья клёнов.
Но девчонки, продолжая зло
