Возлюбленный враг - Регина Грез
Меня тут же перебил Вальтер:
— Не стоит его обнадеживать, болезнь неизлечима.
— Как вы можете так говорить! У мальчика должна быть надежда, он еще молод, а медицина не стоит на месте.
— Ваши сказки сделают из него тряпку.
— А вам нужен спартанец? Истинный ариец? Так надо было раньше начинать - мальчик безнадежно упущен! Он вырос на добрых человечных книгах, имеет правильное представление о добре и зле, он разбирается в людях. Теперь его сложно будет превратить в бездушного робота, который сам думать не умеет, а только приказы исполняет. «Солдат всегда здоров, солдат на все готов, и пыль как из ковров, он выбивает из дорог...»
Я даже хотела вскинуть руку в типичном приветствии, но решила, что будет перебор, потому что за мои слова меня уже можно к стенке поставить. Только у Вальтера, очевидно, на меня были другие планы, я в тот момент и представить себе не могла, какие именно.
Он вынул из кармана бумажник, кинул на стол несколько ассигнаций и кивнул служащему кафе, который все это время стоял неподалеку с полотенцем в руках, не сводя с нас любезного взгляда.
— Мы уезжаем!
Отто взял мальчика на руки и понес к машине, а я замешкалась. Я категорически не хотела идти следом и вообще приближаться к их гламурному лимузину. Франца, конечно, жалко, но чем я могу ему помочь?
— Спасибо, что подвезли, дождусь машину своего знакомого, он должен скоро подъехать, я буду ждать возле дороги, здесь рядом, и он остановится… полагаю, будет уже скоро.
Вальтер снисходительно улыбнулся:
— Вы поедете с нами, Ася! Вы нужны моему сыну, я давно не видел его таким радостным. К тому же вам требуются документы, при любой проверке вас отправят в особое ведомство и церемониться уже не будут, а я могу помочь. Ваш родственник не внушает доверия, вы для него - обуза, он вас просто сдаст гестапо. Разве вы этого хотите?
Я потерла рукой лоб, отказываясь верить в происходящее:
— Какой-то дурной сон.
— Грау тоже часто снятся плохие сны. Он пьет успокоительные препараты.
— Они ему жизненно необходимы - это заметно! Как вы можете оставлять с ним мальчика? По- моему, Отто надо срочно изолировать от ребенка.
— Теперь, когда рядом будете вы, я совершенно спокоен за Франца.
— Как это - буду рядом?
Я не могла взять в толк, что он только что сказал, разве можно отнестись серьезно?
— Я предлагаю вам место Kindermädchen - няни при мальчике. И вы должны согласиться, Ася. Это лучшее, что могло с вами здесь случится, уж можете мне поверить, тем более в свете ближайших событий…
При этих словах Вальтер плотоядно улыбнулся и посмотрел вверх на чистое голубое небо - ни единой тучки. Я поняла, что он имеет в виду, он не может не знать о готовящемся вторжении, остался всего месяц, полным ходом идет подготовка, к советской границе стягиваются войска вермахта и разнообразная техника.
Один Сталин пребывает в полной уверенности, что Гитлер будет четко следовать договору о не нападении. Русские разведчики строчат шифровки и предупреждают об опасности, но, кажется, никто по-настоящему в нее не верит, раз высшее руководство спокойно. На советские аэродромы будто бы по ошибке залетают немецкие летчики и с наглыми глазами и просят горючего, чтобы добраться до своих.
А наши дружески хлопают их по плечу и кормят «камрадов» наваристым борщом в местной столовой, желая счастливого полета. Никто еще не знает, что в первые дни войны эти самые аэродромы разбомбят, сравняют с землей. А я сейчас стою и слушаю, как Вальтер предлагает мне работать у него гувернанткой. Полный бред!
— ...Вы будете жить на всем готовом, я обязуюсь платить вам приличное жалование, вы получите возможность учить мальчика даже русскому языку, если хотите, ему это пригодится.
«Конечно, ты ведь подберешь для него парочку личных рабов, когда завоюешь русский мир… Франц будет самым добрым рабовладельцем в мире! А какая роль уготована мне? А что, если я откажусь?»
— Я не могу работать у вас, господин Вальтер, хотя, признаться, мне жаль вашего сына, я искренне желаю ему добра.
— Какова же причина? - сухо спросил он.
— По… по идеологическим соображениям.
— Ерунда! Вам нужно будет всего лишь общаться с больным ребенком, можете читать с ним Библию и плакать над Иисусовыми страстями, можете продолжать рассказывать ему сказки. Он это любит. После разрыва с матерью Франц два дня молчал и ничего не ел, с Грау у них не всегда бывает взаимопонимание, а я не имею времени подыскивать кого-то еще.
— Мальчику нужны друзья! Сверстники… Компания ребят… Почему бы вам не отправить его к вашим родственникам куда-то в деревню? Свежий воздух, здоровая еда, любящая бабушка...
— Франц будет при мне! Я и так мало времени уделял сыну, мой жена вырастила из него слюнтяя, теперь я займусь его воспитанием.
— Да уж, займетесь! Он же вас просто боится, он глаз на вас не может поднять! За все это время он ни разу к вам не обратился и вообще старается держаться как можно дальше! Признайтесь… вы ему угрожали… вы, наверно, били его ремнем?
Я понимала, что болтливым языком рою себе могилу, но не могла остановиться, когда дело касалось угнетаемого ребенка.
Вальтер побагровел, дернул рукой застежку у ворота и на стол полетела пуговица.
— Я и пальцем не трогал сына! Вы суете нос не в свое дело, фройляйн.
— Я работала с детьми и кое в чем разбираюсь!
— Идите в машину, немедленно!
Я обернулась и увидела, что к нам возвращается Отто и взгляд его ничего хорошего мне не предвещал. Потом раздался тоненький, будто хрустальный детский голосок:
— Ася! Иди ко мне, Ася! Скорее садись!
Франц приглашающе распахнул дверцы у своего сидения, и я обреченно пошла к нему.
А разве могла поступить иначе?
Ася. Познань. Особняк на Евангельской
До города
