Страсть огня - Карина Демина
— Расскажешь мне о ней? — он вдруг захотел узнать, какой была та женщина, которую, по всему понятно, обожала Алия.
Девушка оживилась, она так давно ни с кем не говорила о маме и сейчас улыбнулась, совсем чуть-чуть, но мужчина вцепился напряжённым взглядом в выразительные губы, решив, что сегодня сделает всё, чтоб насладиться её улыбкой, которую он видел лишь однажды и так жаждал видеть каждый день.
— Она была совершенно необыкновенной. Очень красивой…
— Тогда, ты вся пошла в мать! — перебил Хаук.
Алия заметно зарумянилась, но отрицательно покачала головой.
— О нет, я мало чем похожу на неё. Она была очень смелой и гордой, даже величественной. Её все уважали и многие просили помощи. Мама никогда никому не отказывала.
— Что же это была за помощь? — допытывался Хаук.
— Не было в городе человека, который бы лучше знал травы, чем моя мать,_в её голосе зазвучали горделивые нотки. — Она помогала людям в болезнях: лечила их, а если это было невозможно, то облегчала страдания.
— Хм, вот как? Так она была ведьмой?
— О нет, как можно, господин? Мама избегала любого зла, будь-то недобрый человек или злое дело и слово. Когда я была совсем крохой, она рассказывала мне о нашем мире. Об Юге, об Огненном Востоке и Великом Севере. Но когда пришло сложное время, мама распродала свои платья и драгоценности, то у неё уже мало было времени на это, она много работала и сильно уставала. Пока не заболела и не умерла. — совсем тихо, с не передаваемой болью закончила девушка.
— Разве твой отец не мог взять большую часть тяжести на себя? — удивлялся Хаук.
— Своего настоящего отца я никогда не знала, — Алия грустно опустила голову, — а отчим любил маму, пока не появилась я. Ведь он думал, что мать носит его сына, но родилась я, да ещё и с таким вот цветом волос, один их вид приводил его в бешенство — грустно улыбнулась девушка.
— Он просто безумец, — воскликнул Хаук. — Как можно не любить такую дивную красоту. Хаук взял волнистую прядь её волос и, с восхищением поднес к глазам. Алия смущённо следила за ним из-под опущенных длинных ресниц.
— Может потому, ответила девушка, что у него самого волосы были чёрный, как уголь. Как, правда, и у моей матери.
— О…хм, ну что ж…Но это не оправдывать его безразличия и жестокости по отношению к его женщине и её ребёнку, — пробасил он.
Алия кивнула.
— И какие же материнские рассказы ты помнишь? — Мужчина направил разговор в другое русло, чтобы отвлечь девушку от тяжёлых воспоминаний.
— Я ведь была совсем маленькой и мало что помню. Про наш Прекрасный Юг у неё были только смешные истории. Просто южане, в большинстве своём, весёлые и шумные, любящие праздники с танцами и песнями, часто ссорящиеся между собой. Но долго сердится не умеют да и не любят и приходят друг к другу мириться обязательно с душистым пирогом. — Алия улыбнулась, но тут же погрустнела, вероятно скучая за родиной. — И думаю, мама всё-таки эти истории придумывала сама. Вот меня она считала совсем необычным ребёнком, мне кажется теперь, она даже прятала меня немного. Но я ведь совершенно обычная, — девушка передёрнула хрупкими плечиками. — Хотя про северян, я тоже все рассказы считала не более, чем сказкой, пока не увидела вас так близко…
— Дааа? — протянул Хаук и крепче прижал девушку к себе. — И что же ты в нас рассмотрела? — почти промурлыкал он, вдыхая аромат её волос.
— Инных-Алия отстранилась от него и взглянула в глаза. Но уже не испугалась, увидев знакомое фосфорное свечение.
— Вот как? — мужчина прищурился. — Тебе даже такое известно, Рив*?
— Что? — не поняла девушка
— Лисичка.
Алия увидела, как насмешливо выгнулись его губы. Она снова словила себя на мысли, что Хаук очень красив. И, при других обстоятельствах, он, пожалуй ей очень нравился бы. Но что ей с того теперь?
— А мать не объяснить тебе случайно, что мы такое и от чего меняемся? — прищурившись, он наблюдал за ней, глаза его улыбались, словно испытывая её.
— Я не помню, — вздохнула девушка, опуская головку. — Знаю только, что когда вы злитесь и жаждите крови, то меняетесь.
— И поэтому ты решить, что все мы здесь постоянно злы и жаждим крови? Уж не твоей ли? — Хаук давил в себе смех.
Алия, смутившись, кивнула. Ей было неловко, сидя в крепких объятиях господина, рассуждать о кровожадности северных людей. Хаук, не выдержав, принялся смеяться, запрокинув светлую голову. Алия недоумённо разглядывала его, силясь понять, что же такого смешного было в её словах? Смех разглаживал хмурые складки на его лице и делал мужчину, почти мальчишкой. Алия вдруг поняла, что Хаук молод. Просто вечно хмурый взгляд, короткая борода и собранные в косицы волосы до плеч, старили его. Хаук аккуратно положил девушку обратно на её ложе, но тут же навис над ней, став весело говорить:
— Мне теперь просто необходимо дополнить зпас твой знаний, А-а-али-и-ия-я-,- он, как обычно, не правильно выговаривал слова, но её имя воин просто пропел, так показалось девушке. — Мы действительно меняемся, и больше всего, когда ведём бой. — Хаук поцеловал её волосы. — И немного, когда злимся, да, — он наклонился снова, целуя уже её шею. — И даже когда ревнуем, — он прикусил её ушко. — Но ещё, когда очень хотим женщину. — Алия с удивлением широко распахнула глаза. — Да, Алия, да, они все мечтать заполучить тебя, начиная от этого сопляка Инга, верзилу Олафа и до кока, которому ты так хотела помочь в приготовить пища всем нам. Ты хотела накормить нас, но проблемма в том, что все истекать слюнками по тебе и только и думать, кому ты достанешься, раз я не взять тебя. Но эту ошибку я собираюсь теперь исправить, Алия. Потому, что мои воины или перебъют друг друга из-за тебя или я сойду с ума.
И Хаук, со всем пылом долго сдерживаемых чувств, набросился на губы девушки, сминая их в безудержной страсти.
Глава 7
«Вы ничего не знаете о мужчинах»
Стив Харви.
Хаук целовывал её губы. Он, как жаждущий в пустыни путник, вдруг нашедший родник, пил её сладость и не мог утолить жажды.
— Что ты делаешь, господин, зачем? — отбивалась девушка, вновь начиная трястись от страха. Может у Инных есть какая-то форма особого помешательства?думала Алия, — Пожалуйста, остановись, я боюсь и мне страшно!
Она пыталась оттолкнуть его, но с таким же успехом можно было бы толкать гору.
— Почему тебе страшно, моя
